Время для стали
Шрифт:
— Ну, пошли, только без резких движений: у тебя ко всему лёгкое сотрясение мозга, но здесь такие мелочи быстро проходят, как и нос дня за три заживёт, — вставая со стула, произнес Док.
Круглолицый, с хрустом потянувшись, лениво поднялся с кровати и принялся надевать засаленные, с дырками на носках тапочки. Девушка же спрыгнула на пол легко и весело. Вот у кого похоже всё замечательно…
«Как там дед говорил: «Счастлив не тот, кто много хочет, а тот, кому мало надо», — глядя на голубоглазое создание, отчего-то подумал Виктор.
Встав с кровати, он понял, что рано посчитал себя «бодрячком»: ноги подкашивались, а тело предательски штормило.
Круглолицый крепыш, на вид мужчина лет сорока — сорока пяти, ловко взял «пациента» под локоть.
«Это тоже кирпичное здание, только этаж второй», — оглядев облупившиеся, выкрашенные синей краской стены, подумал молодой человек.
Странная компания спустилась по короткой лестнице на первый этаж и направилась как раз в ту комнату, в которой совсем недавно произошли неприятные события. Войдя внутрь, Виктор чуть не вскрикнул: за столом, мрачно глядя на дно металлической чашки, сидел вчерашний, а может и сегодняшний «бык» и он же неудавшийся насильник. Подняв на Виктора тяжёлый взгляд, мужик нахмурился и виновато опустил глаза.
— Вы, я подозреваю, уже знакомы, — подводя молодого человека к стулу, кивнул на «быка» круглолицый, — но всё же наберусь смелости вас представить. Это Хмурый, — усадив Виктора на стул, кивнул на «быка» мужчина.
— Привет, — буркнул хриплым голосом Хмурый и коротко махнул Виктору рукой.
— Чтобы в твоей голове не крутилось ненужных мыслей, — продолжал круглолицый, — сообщаю, вчера Хмурый был сильно не в себе, точнее даже, очень сильно. Но в целом человек он терпимый, пусть и тяжёлый.
— Данного, чинившего твой нос индивида, — продолжил он, кивнув на высокого мужчину в засаленном халате, — зовут Петр Сергеевич, но, дабы упростить себе жизнь, мы называем его просто Док. Вон ту замечательную девушку, что забилась в уголок подальше от Хмурого, зовут Машенька. Машенька, как и Хмурый, слегка не в себе, да и как её величают на самом деле, мы не знаем, она о себе не рассказывает. Но так как до этого здесь имелось «три медведя», которые мы, то решено было звать Машеньку — Машенькой. Ферштейн? — подмигнул круглолицый Виктору.
— Ах да, я забыл представить тебе самого замечательного человека из присутствующих — себя. Меня зовут Геннадий, приятно познакомиться, — и мужчина протянул молодому человеку свою здоровенную мозолистую ладонь.
— Виктор, — принимая рукопожатие, ответил молодой человек.
Док зачем-то положил на стол извлечённый из шкафа кирпич. После, рядом, были приставлены ещё два кирпича. Наблюдая за процессом, Виктор подумал было, что Док, как и Хмурый с Машенькой, тоже слегка не в себе, но нет. Выстроив конструкцию в виде перевёрнутой буквы «П», Док положил на первый кирпич несколько больших белых таблеток и зажёг их вытащенной из деревянного коробка спичкой (ну ничего себе раритет), после чего примостил сверху потускневший алюминиевый чайник.
Закончив с чайником, мужчина принялся расставлять перед сидящими эмалированные металлические чашки. Далее на столе появилась бумажная коробка с надписью «сахар», железная банка на которой большими буквами значилось чай и куда-то шли тронутые ржавчинной верблюды. Завершила чайную церемонию алюминиевая кастрюля, доверху наполненная упакованными в целлофан спартанского вида печенюшками. Таблетки и печенюшки молодой человек узнал — то было сухое горючее и галеты из сух-пайков. Только выглядели они слегка несовременными, да какой слегка — ранний палеолит, не меньше.
— Так вот… — закончив с приготовлениями, уселся за стол Док.
— Вот-вот, — хмыкнув, добавил круглолицый Гена.
— Хрень полная, а не вот, — проворчал до кучи Хмурый.
Машенька вскочила со стоявшего в углу стула, как сорока выхватила из кастрюли пачку с галетами и вернулась с добычей в угол.
Молчали несколько минут, благо тягостную тишину разбавляла работа маленьких белых зубок.
Мужчины поглядывали на Виктора, словно взвешивая, что тому рассказывать стоит, а чего лучше пока придержать.
— Ты в каком году умер? — прервав тишину, наконец спросил у Виктора Гена.
Здесь молодого человека не-то что бы накрыло, но всё же очень нехорошо ёкнуло. Ещё он понял, что слишком сильно привык к миру полного погружения, отчего текущую, во всех смыслах аномальную ситуацию, воспринимает вероятно, как некую новую «игру». Однако паники не вышло: прагматичный разум резонно сообщил, что, если уж панической истерики не случилось до этого, нечего впадать в неё и сейчас, да и момент вроде как важный.
— 2056 год, — прервав новую порцию молчания, произнёс Виктор.
Гена присвистнул, Хмурый буркнул что-то нечленораздельное и вроде даже матерное, Машенька закинула в рот последнюю печенюшку.
Док произнёс:
— Да ты у нас гость из будущего…
— Ага, как Алиса Селезнёвая, — дополнил Гена.
— Что за Алиса? — спросил Виктор.
— Э… Неужели настолько хреновое будущее? Ты хоть Пушкина знаешь? — возмутился Гена.
— Это тот, который лампочки выкручивает? — нашёл в себе силы пошутить Виктор.
— Ага, именно он, — закивал Гена.
— Так, ладно, — прервал отступление Док, — к делу, — строго продолжил он. — Я военный хирург, умер во время разгрома Квантунской оккупационной армии в 1945 году. Геннадий — 1984 год, ЧП на производстве. Наш хмурый товарищ на данную тему не распространяется, но иногда мы накатываем по сто грамм с горя… В общем, из его бормотания следует, что Хмурый браконьер и помер он по пьяни, накормив своим распухшим трупом пиявок году так в 1991.
Закончив говорить, мужчина вопросительно уставился на Виктора, ожидая какой-то реакции.