Время доблестных
Шрифт:
Селия не сомневалась, что живопись Тобиас любит больше, чем отца, мать и сестру вместе взятых; только ради дедушки он мог на время забыть о рисовании. Но деда дети видели редко, последние десять лет он вообще не покидал свой дом. И то, что отец разрешил Селии на летних каникулах погостить в имении, мать почти без споров отпустила, а брат согласился её туда доставить – было просто чудом из чудес!
– Арселия, не отставай! – укоризненный возглас брата заставил её вздрогнуть.
Как и дедушка, Тоб всегда называл её полным именем, только в устах деда оно звучало благородно, даже горделиво, а у брата получалось скорее снисходительно. Вот и теперь он, гибкий и длинноногий, без малейшего страха балансировал на узком выступе скалы, нетерпеливо
В сущности, Тоба можно было понять. Мама уже полгода жила в Рио и в ближайшее время возвращаться не собиралась, наоборот, звала детей к себе. И когда в последний день учебного года выяснилось, что отцу необходимо остаться ещё на неделю в Барселоне, Тобиасу пришлось самому забирать сестру из пансиона в Швейцарии – престижной, дорогой и ужасно скучной школы для девочек. Теперь он вёз её в родовое гнездо, правда, не по прямой, а самыми окольными путями. Решив совместить приятное с полезным, а именно рисование на пленэре и образовательную экскурсию, он уже третий день таскал Селию по старинным замкам, соборам и прочим объектам культурного наследия. И девочка не возражала. Упиваясь столь редким вниманием брата, она была готова слушать хоть про архитектурные стили, хоть про монашеские ордены. Пусть говорит о чём угодно – лишь бы говорил, а она млела от ощущения, что у неё есть старший брат, который любит её и заботится о ней; а если вдруг случится что-то нехорошее, он обязательно её спасёт, никому в обиду не даст…
Однако он снова взялся за бумагу и карандаш! Мало того, что в монастыре она битый час ждала, пока Тобиас срисует обкрошившийся, едва заметный барельеф над аркой во внутреннем дворике, теша себя надеждой, что они сразу поедут дальше, поскольку любоваться здесь больше нечем. Так нет же, братец бросил машину на окраине Шваца и потащился через реку в горы – мол, оттуда наверняка совсем другой вид!
Может, вид и был «совсем другой», но менее скучным от этого он не стал. На взгляд Селии, разумеется. Тобиас же, наоборот, казался преисполнен вдохновения. Сначала он всё фотографировал: горы, реку, небо, замок и городок вдалеке. А потом уселся у подножья голой скалы, достал альбом для эскизов, который всегда носил с собой, и принялся тщательно зарисовывать панораму. Сидя рядом на корточках, Селия громко вздыхала, ёрзала, шуршала фантиками – увы, пустыми, поскольку конфеты были съедены ею ещё в монастыре – однако без толку: брат словно забыл о её существовании. В конце концов, её терпение лопнуло.
– И не надоело тебе, а, Тоб? – встав перед ним, деловито поинтересовалась Селия: когда мама начинала говорить таким тоном с папой, тот непременно сдавался. – Чем этот вид отличается от того, что ты вчера рисовал, да и позавчера?
– Не заслоняй мне солнце! – вполголоса буркнул Тобиас, не отрываясь от работы.
«Кажется, что-то подобное заявил один бомжующий мудрец, прогоняя Александра Великого от своей бочки!» – припомнила Селия исторический анекдот из учебника. Правда, история умалчивала, как Александр отреагировал на такое хамство; наверняка стерпел, раз уж его сам Аристотель воспитывал. Но Селию взрастили современной барышней, поэтому она терпеть не стала и капризно продолжила:
– Да нет тут никакого солнца! Сплошные облака, сейчас дождь пойдёт!
– Не пойдёт – ветер поднялся, чувствуешь? Вмиг разгонит тучи… – пробормотал Тоб, при этом его карандаш быстро-быстро скользил по бумаге, почти фотографически воссоздавая вид горных вершин впереди.
Селия вздохнула. Спорить было бесполезно: брат, в отличие от метеорологов, никогда не ошибался в прогнозе погоды. Собираясь в город в пасмурный день, мама всегда спрашивала у него, брать ей зонт или не брать, а папа как-то сказал, что в предсказаниях Тоб превзошёл даже деда.
– Я устала, есть хочу! – девочка попыталась зайти с другого бока.
В этот раз брат всё-таки поднял на неё свои ярко-синие, как у папы, глаза.
– Потерпи чуть-чуть, а? Хочу сделать ещё пару кадров, когда небо прояснится. А дома напишу маслом…
– Зачем тебе этот скучный пейзаж? – не отставала Селия. – Накопились излишки зелёной и серой краски?
– Вот увидишь, солнце даст совсем другой свет и появятся другие оттенки! Минут десять осталось подождать… Кстати, у меня в рюкзаке вроде есть ещё шоколадка. Возьми себе и погуляй здесь, только далеко не уходи! – и Тобиас опять склонился над рисунком.
Селии ничего не оставалось, как согласиться. Брат походил на деда не только умением угадывать погоду: занимаясь любимым делом, он напрочь забывал обо всём остальном. Как, впрочем, и отец. Мама говорила, что у них в роду все мужчины таковы и ей заранее жалко свою будущую невестку, если Тоб когда-нибудь всё же соизволит оторваться от рисования ради такой мелочи, как женитьба.
Порывшись в старом линялом рюкзаке, брошенном прямо на тропинке, Селия обнаружила завёрнутый в фольгу квадратик горького шоколада, который терпеть не могла. Однако чувство голода становилось всё навязчивее. Досадливо вздохнув, она отправила шоколад в рот целиком, ещё раз глянула на увлечённо рисующего брата и неспешно побрела вверх по едва различимой тропинке. Буквально через десять шагов взгляд зацепился за неожиданно яркое пятно в монотонном серо-зелёном ландшафте: там, где тропинка огибала огромный валун, прямо меж камней рос приземистый кустик, увешанный гроздьями розовых соцветий. Она поспешила туда, но, едва поравнявшись с кустом, остолбенела: за валуном простирался настоящий альпийский луг, пестреющий жёлтыми, синими, белыми, лиловыми цветами!
Вот что надо было рисовать и фотографировать! Селия уже хотела кликнуть брата, но передумала: пусть любуется своими серыми скалами, а она сделает офигительное селфи среди цветов!
Однако сюрпризы на этом не закончились. Едва ступив на цветочный ковёр, она услышала голоса – совсем рядом, хотя никого не было видно. На всякий случай Селия нырнула обратно в тень валуна, вскарабкалась на соседний выступ и уже оттуда разглядела группу людей на противоположном краю луга.
Мужчина и женщина сидели на траве, среди цветов, а девочка и парень гонялись друг за другом по лугу, и горное эхо разносило их весёлые возгласы. Парень, стройный шатен, казался ровесником Тоба, а девочка была примерно того же возраста, как Селия. У неё были очень красивые волосы: волнистые, длинные, аж до пояса, и тёмно-рыжие. Взрослые, оба в широкополых шляпах, разговаривали, склонившись друг к другу; их лица было невозможно разглядеть. Парень вскоре присоединился к ним, налил себе в стакан воды из большой стеклянной бутылки, торчавшей из плетёной корзины, и залпом выпил.
Глядя на него, Селия тоже почувствовала острую жажду и быстро отвернулась, ища глазами рыжеволосую девочку. Та брела по лугу в сторону наблюдательницы, спрятавшейся за валуном, и сосредоточенно собирала мелкие голубые цветочки – в тон длинной светло-синей накидке, что была на ней. Вдруг яркий луч солнца, обещанного Тобом, прорвался-таки сквозь толщу облаков и заиграл на рыжих волосах, отчего они заблестели, словно начищенная бронза. Сразу потеплело, и девочка скинула накидку на траву. Усевшись на корточки, она стала сплетать растрёпанные пряди в косу вместе с голубыми цветочками. Получалось очень красиво…
– Эль! Э-э-эль!
Селия вздрогнула, услышав необычайно низкий мужской голос. Это отец рыжеволосой девочки звал свою дочь. Та бегом кинулась обратно, где мать и старший брат уже собирали посуду в корзину. Всё, пикник окончен. Семейство направилось вниз по дальнему краю луга, парень с корзиной впереди, остальные следом; девочка весело скакала, держась за руки матери и отца. Миг, и все четверо исчезли из виду – вероятно, там начинался крутой спуск.
Всё же какое странное имя – Эль! Необычное, но красивое… как и сама девочка. Кстати, подумала Селия, она тоже могла бы так зваться: Арселия – Селия – Эль…