Время дождей
Шрифт:
— Могу уйти. А вы сидите в машине.
Они сразу обернулись.
— А аванс?!
«Выходит, Пухлый — перекупщик. — Шкляр в полной мере испытал унизительность своего положения. — Он перепродает лотерейный билет этому типу в моем присутствии».
— Поворачивайте! Я не еду!
— Ты что? — угрожающе пропел водитель.
В заднее стекло ударили огни. Шкляр рассмотрел лица разом обернувшихся спутников — они не предвещали ничего доброго. Потом свет погас, шедшая сзади машина пронеслась мимо — желтая, с гербом
— Милиция! — Пухлый как-то сжался, но машина, мигнув сигнальными огоньками, скрылась за поворотом.
— Довезите меня до гостиницы или кемпинга, — потребовал Шкляр.
Они посовещались.
— Может, в «Карпаты»?
— Закрыты, уже с полгода.
— Еще лучше! Не проверят! А в такую погоду везде пустят…
Водитель попытался развернуться, но мотор неожиданно заглох.
«Авантюристы», — подумал Шкляр.
Двухэтажный кемпинг был на выезде из ближайшего городка, но добирались до него долго и долго стучали в окно. Наконец мелькнул свет, бородатый сторож открыл дверь.
— На одну ночь, — переговоры вел Пухлый.
Бородатый не соглашался.
— Попадет за вас!
— Кто узнает? Гроза какая… Держи деньги!
— Эх! — Борода махнул рукой. — Заводи машину — гараж все равно свободный…
«Диковато здесь», — подумал Шкляр.
Номер оказался набитым мебелью. Кроме кроватей в него был втиснут диван, тумбочки, облитый чернилами стол. С потолка свешивалась двухсотсвечовая лампа без абажура.
Спутники Шкляра распили бутылку спирта, которую водитель захватил из багажника. Закусывали «Завтраком туриста». Ложась спать, Пухлый запер дверь, ключ сунул под матрас, свет выключать не стал.
Только теперь Шкляр почувствовал, что пиджак на нем мокрый, дождь залил рубашку и галстук. Оставив храпящих соседей, он снял пиджак, вытряс на стол содержимое — табак, блокноты для зарисовок. Лотерейный билет Вероника уложила отдельно. Шкляр вытащил и его, бумага успела отсыреть, изображение гостиницы «Россия» казалось синим.
Он достал платок и промокнул лотерейный билет. Вместе с влагой на платке появился едва заметный мазок.
Соседи по номеру спали. Свет огромной лампы ничуть им не мешал, даже делал их сон более глубоким и органичным.
Шкляр взял билет в руки. Открытие оказалось ошеломляющим. В том месте, где стоял «ноль», верхний слой был искусно срезан. Сначала Шкляру показалось, что к платку прилип крохотный кусочек волокна, пылинка…
Художник выключил свет. Никто из спавших не пошевелился. Впрочем, это уже не имело значения.
«Надо возвращаться в Клайчево, вернуть аванс… Черт возьми, как все получилось! Вероника? Она как-то странно вела себя, когда речь заходила о билете. Не хотела проверять. Ее отлучки к доске объявлений…»
Набитый мебелью номер усиливал впечатление заброшенности, запустения.
«Что же Вероника, откуда взялся билет?»
Не заботясь об осторожности, он подошел к Пухлому, выдернул ключ из-под головы. Пухлый чмокнул губами — в маленьком обрюзгшем теле жила жажда.
Бородатый сторож внизу долго не мог понять, чего от него хотят, спрягал металлический рубль в банку из-под монпансье, вздыхая позвонил на междугородную. Связи с Клайчевом не было долго. Потом не отвечал номер Вероники. За окнами кемпинга, не прекращаясь, шумел ливень.
Шкляр попросил дежурную по этажу.
— Вероника? — переспросила дежурная. — Она вызвала такси и уехала… Кто ее спрашивает?
Художник бросил трубку.
— Куда это мы навострились так рано?! Ну-ка бай-бай…
Шкляр обернулся, позади стоял Пухлый, его угрюмый спутник спускался к ним с лестницы, на ходу надевая пиджкак.
С утра центр Клайчева — Холм — полностью перешел в распоряжение съемочной группы. Погода налаживалась, ретрансляторы не переставая передавали закарпатские народные и эстрадные мелодии. Вестибюль гостиницы заполнила «массовка». На площадь снова устремились зрители.
Позднова, Терновский и Буторин с утра отправились за сувенирами. Ходили они долго. Гулкие каменные улицы каждый раз выводили на центральную площадь к бывшей ратуше — рядом со свешивавшимся над тротуаром красноватым металлическим петухом. Торговали магазинчики в важных, тесно приставленных один к другому трехэтажных домах. Их строгий строй повторялся в камнях площади. Сотни людей толпились на тротуарах в ожидании съемок.
У витрин туристического бюро висели отглянцованные фотографии.
— Не наши? — Ассоль замедлила шаг.
У стенда уже стояло несколько человек, Буторин заметил среди них Мацуру и старичка администратора.
— На нас заказали? — спросил он.
— Наш друг побеспокоился, — Мацура показал на старичка, попыхивавшего длинной трубочкой, — фотографии вышлют в Москву.
Буторин оглядел снимки.
— Только Кремер нигде не получился.
— Какая жалость, — огорчилась Ассоль.
Старичок засмеялся:
— Чисто женская реакция!
— Память далеких веков. Да, — Терновский увел разговор дальше от сделанного Буториным замечания.
— Смотрите! — перебил Буторин. — Володя Пашков! — Он показал на районный отдел внутренних дел. — Странно!
Все обернулись: Пашков с инспектором по особо важным делам Ненюковым входили в милицию.
— Бежит время! — Мацура взглянул на часы. — Надо идти.
Только старичок администратор оставался безучастным.
— Заявку прислали: к нам боксеры едут, на май обещались гандболисты… — Он кивнул на опутанную проводами автомашину съемочной группы: — Как подумаешь, какой ужас творили здесь…