Время драконов (Триптих 1)
Шрифт:
Следуя совету Сэма, Егоров решил воспользоваться в качестве освещения сигнальной свечой. Вспыхнул яркий свет, пелена густого чёрного дыма поползла по потолку в моём направлении. Через две минуты съёмка была окончена и мы двинулись на выход. Но за это время дыму накопилось столько, что увидеть что-либо на расстоянии более метра стало невозможно. Начали тыркаться во все щели — ничего знакомого! Раза четыре возвращались к Чёрной Пирамидке...
Казалось, какая-то сила не даёт нам оторваться от покойника. Я подумал, что нам нужно было поставить ему Свечу— как мы ставим Её погибшему в этих каменоломнях в 1976 году Виктору Шагалу — но обычной свечи мы взять с собой не догадались. [ ... ]”
* * *
—
: Они стояли с Лёшкой в Нью-Сьянах и Сталкер с Питом повели её туда, а Сашка помчался за трансом через вскрывшуюся сбойку обратно — в аптечке у него был элеутерококк; потом с трансом назад, в Нью-Сьяны; потом он разжёг примус и поставил чай — Сталкер с Питом побежали по Системе искать Лёшу, а она долго рассказывала Саше про их поход, про “Оксиген” и “Эквинокс” под землёй,– как это было здорово: камень вокруг, и сверху и снизу,— и такая музыка,— ‘Ж-М-Ж’ Сашка и сам любил, они с Леной часто слушали его под землёй — в Ильях, когда ещё были Ильи,— его, Шульца и Кримсона,— а ещё Вангелиса и Олдфилда; ТАКАЯ МУЗЫКА снимает любую хворь — и Сашка решил включить магнитофон — но батарейки сели, и тут вернулись Сталкер с Питом: принесли разбитый фонарь, Люба узнала лёшкин “ленинград” и залилась слезами. Сашка сказал, что это ещё ничего не значит и они со Сталкером побежали к выходу, увидели там следы, ведущие наружу, и спички — одну, другую... Но нужно было ещё убедиться, что Лёшка точно наверху; может, он уже в их лагере у Лены, а может, где ещё,—
: они собрали вещи Любы и Лёши, нельзя же было оставлять её одну здесь,— и с вещами вылезли на поверхность.
Дождь кончился; темнело. Они поднялись в лагерь.
— Ленка в тёплой палатке мучила гитару; ей сунули Любу. Лёши, конечно, в их лагере и не было – Сталкер побежал в деревню, а Сашка с Питом вновь спустились под землю: теперь нужно было убедиться, что в Дохлой его точно нет,— они ведь не прошли до конца тот штрек, да и Дохлая была довольно большой Системой — хотя, конечно, и не такой сложной и протяжённой, как Ильи,—
* * *
— Из дневниковых записей Завхоза/Пифа:
“Мы не боялись заблудиться. Максимум через пять часов на поверхности бы разобрались, за нами бы пришли,— но перспектива оставаться в этом диком смоге с трупом наедине была неприятна и, более того, страшна. Наконец счастливая случайность помогла мне вспомнить место, где я поскользнулся по дороге туда и сильно ушиб колено. Отсюда Егоров дорогу знал.
[ ... ]
Вновь на поверхности. Часть ребят в лагере спит, остальные на станции. Пошли умыться к роднику. Там в знак памяти о пережитых под землёй минутах сложили вместе руки. Есть не хотелось, у меня была лёгкая тошнота. Поставили чай. Инстинктивно, чтобы снять напряжение, устроили дикую ругань. На всю округу стоял самый изощрённый мат, нас абсолютно не волновали уши тех, кто находился в палатках. Всё это было следствием того, что мы пережили в пещере, и я оправдываю себя и ребят. Потом Егоров с Марченко снова ушли под землю — расчищать шкурники на пути к выходу, чтобы можно было пронести тело. Кажется, я заснул на часок. Просыпаюсь... У костра шумят ГРТН-ы: делят снарягу, собираются помогать Егорову и Марченко рубить шкурники. У меня сил спускаться вниз больше нет.
[ ... ]
Немного погодя приехали База и Ро с двумя размалёванными девицами. Без комбезов и еды. Чуть позже приезжают мои школьники из ГШ [12] — я их сразу отправил обратно. В Москве, говорят, большой шум, куча народу собирается приехать ещё. Да только теперь — на фиг?.. Кажется, теперь приехать — лишь бы не опоздать к выносу — МОДА. Противно.
12
Геологическая школа МГУ.
[ ... ]
Cэм ходит как-то боком, приглядываюсь — спиной ко входу в пещеру, всё время, как ни отвлекай разговором. Ему ведь приснилось, что он головой своей прямо на него натыкается — так и случилось на самом деле. С точностью до движения. И теперь он не может к нему подойти, не может даже глянуть в сторону, где это случилось.
Ю.Д.А. осторожно предупреждает всех: держитесь к тем, кто приехал, спинами. Мол, фотографируют. И точно — ходят какие-то дяди, почти не прячась, и снимают всех. ГБ?.. Похоже.
Внизу у входа в пещеру три милицейские машины, машина скорой помощи ( ?! ), две чёрные волги [13] и куча властей. Трещит генератор — Егорова пытаются заставить протянуть под землю свет, но провода хватает только до Кафе. Это свет нам был нужен три ночи в лагере, и аккумуляторы шахтёрские заряжать — где они были раньше?..
... Милиция лезть под землю — осматривать тело — отказалась, хотя им предлагали свет, комбезы, проводников... Отказались они и помочь транспортировать тело. Эти сволочи возложили всё на нас, на тех, многим из которых не было и 18 лет. Кант с Белкиным снова полезли фотографировать, народ стал готовиться к предстоящей транспортировке. Кто-то пошёл под землю — помогать расширять шкурники; кто-то побежал в село за досками и брезентом. [14]
13
На волгах чёрного цвета в те годы раскатывали исключительно так называемые “слуги народа”, т.е. представители Власти и Комитета Госбезопасности.
14
“Доски и брезент” — неотъемлемые принадлежности выемки из-под земли плохо сохранившегося тела.
К этому времени случайно подоспели ребята из бывшей компании В. Шагала. Они приехали восстанавливать памятник Виктору, разрушенный какими-то подонками. Приехал сбежавший из больницы Пищер.
Первая группа, возглавляемая Егоровым и Пищером, уходит под землю. Вторая должна сменить их через час, затем через час им на смену выходит третья, потом четвёртая...
[ ... ]
После проверки узлов, которые стягивали тело, четверо добровольцев взялись за верёвки и медленно, осторожно ступая, шаг за шагом двинулись к выходу. Процессию сопровождали пять осветителей и те, кто нёс доски и верёвки, необходимые для транспортировки тела в шкурниках. Всё движение — ползком или на четвереньках...
[ ... ]
Трудно представить себе это чувство, когда держишь в ладонях завёрнутый в брезент труп и ощущаешь мёртвую тяжесть некогда живых тканей, не успевших ещё разложиться настолько, чтоб потерять свою первоначальную форму. Особенно трудно было протягивать тело в шкурниках, где с трудом может проползти один человек, а труп постоянно цепляется за острые камни, и кажется — не брезент трещит, кожа... [ ... ]”.
* * *