Время драконов (Триптих 1)
Шрифт:
Потом она сказала — хрипло, почти шёпотом: “переверни”,—
: живой звук после того, что они слышали, казался кощунством.
Осторожно, словно боясь вспугнуть не осевшую после её голоса тишину, он произнёс:
— Там “Пинки”... “Атом хеа’т...”
— Ага,— сказала она,— только тише и ещё чаю.
: Казалось, музыка продолжала звучать в гроте — словно своды не хотели отпускать чудесные, чарующие звуки. «Будто реликтовое излучение,— подумал он. — А что: может, и есть в этом нечто?..
..: Чай был холодным. Сорок минут “EQUINOXЕ” Жана-Мишеля стали для них двумя минутами, двумя сигаретами и одной волшебной сказкой:
«Сказка на двоих»,— подумал он. «Звук. Фантазия... Как там у Анчарова?..»
— Он осторожно вылез из спальника. Примус стоял у другого края стола. Она закурила. Поискала, куда бы кинуть спичку. Он придвинул ей баночку из-под консервов. «Можно тысячу и один раз слушать его дома, в наушниках — но такого, как здесь НЕ БУДЕТ НИКОГДА.»
: Спичка зашипела на дне банки. Камень стал тёплым, мягким — и осязаемо-родным. Он словно излучал звук, которым его напоили,— он казался беспредельно близким, будто слитым с ними телом,— силуэты мягких ломаных граней, кристаллики с искорками свечи... Трещины — чёрными нервами; отпечатки ракушек — ушами. Пальцами темнота.
— Сейчас,— сказал он,— минуточку, ладно?
— Только быстрее, мне одной будет скучно.
: Одной ей было просто страшно — но она не хотела этого показать. Мелким и жалким был страх после такой музыки. Да и глупым —
— Я возьму твой фонарик,— сказал он,— ты посиди пока со свечкой. А приду — поставлю чай и поменяю батарейки в своём.
Она кивнула.
* * *
– из стихов Гены Коровина:
Шорох жалобно под ногами.
Лента кальцита – заберегами.
Холод воды обнимает камень,
Свет растворяется в тьме Мира Здания…
: Если тебе доверено Знание –
Первый шаг в царство Молчания.
* * *
— Пит чертыхнулся, вытащил из-под бока консервную банку, за ней вторую, третью,— хотел запихнуть их куда-нибудь в сторону,— затем понял, что их здесь целая свалка, всё не очистить — подался ногами вперёд, дальше — и тут же на его место, обдирая сапогами глину со стен, в распоре — руки и ноги в противоположные стены хода, чтоб не черпать животом грязь — протиснулся Сталкер.
— Ага. Свалка. Матрасники хреновы,— изрёк он и плюхнулся в лужу.
— Давай сюда, чего вы там копаетесь? — позвал из темноты Сашка.
— Устроили лагерь над самой дырой, а я ещё удивлялся, куда они мусор дели,— продолжал ругаться Сталкер,— не нашли лучшего применения дыре, чем выгребная яма...
— Зато наверху чисто,— философски заметил Сашка.
— ...!
Пит отодвинулся, уступая место Сталкеру.
— И ты полагаешь, что эта дырка никому не известна?..
: На низком своде виднелся реденький занавес сталактитов; тоненькие, полупрозрачные, будто восковые, многие были обломаны у самого основания — лишь капельки воды висели под их обезглавленными пеньками. Ослепительно белый луч пробежал по своду, перескочил на трещиноватую стену, споткнулся о нацарапанные имена и вернулся к обломанным натёкам.
— “Маша + Вася = экологическая катастрофа”,— глубокомысленно заметил Сталкер, с щелчком выключив свет. Жёлтые пятнышки системы Пита и фонарика Сашки, казалось, ничего не освещали — после такого прожектора.
— Ты уж как-нибудь... Не выключал бы его, что-ли? — попросил Сашка,— а то не видно ни фига... после.
— Сам же сказал, что банки не бездонные,— резонно заметил Сталкер,— вот и терпи. Христос терпел — и нам велел...
— Знаешь ведь, за что Христа распяли.
— Так я в твои изнеженные органы и не свечу. По опыту знаю: хая не оберёшься... Лучше б сделал себе нормальный свет — и не страдал. Настрадамус ты наш фоточувствительный... Дома, небось, за компьютером своим при красном свете работаешь, да?
— Нормальной считается лампочка на три-с-половиной вольта, 0,26 ампера тока. А не твоё двухамперное уёгище.
— Хотелось бы разок увидеть эту самую “Машу+Васю”, так сказать, живьём,— сказал Пит, пытаясь перевести разговор на другую тему.
— А чего хотеть-то? Руки и ноги, как у тебя; спинно-мозго-трахтная жидкость в наличии — и по рабочим дням прямохождение...
— Интересно, они сначала дырку загадили, а потом сталактиты побили — или наоборот?
— О-о, проблема генезиса дерьма до сих пор волнует лучшие из оставшихся в живых умы человечества. В самом деле, что перДичнее: глупая курица или тухлое яйцо? навоз или червь, люмпен или коммунизм?..
— Сталкер! — воскликнул Сашка.
— Я умолкаю, о Великий Хам,— да! — однако позволю себе заметить Вам перед напрасно ожидающей меня карой за мою премного-и-великопрекрасносветлословность, ввиду явно ожидающего нас раскаяния и самосожаления, полных напрасных терзаний Духа и — особенно, да! — Тел... э-э... в тщетной потуге встретить здесь прекрасное...
— С точки зрения банальной эрудиции каждого критически мыслящего индивидуума схоластические сталкеровские софизмы, полные разнокалиберных нечистот родной речи и гадостей, по сути своей сформулированные не правильно, а по форме и зело борзо неверно, есть бредни; посему мы не будем о них говорить. А займёмся лучше делом.
— Ты уверен, что слова “лучше” и “дело” употребил в их сакральном контексте?..
— Сашка, не отвечая, повернулся на бок и посветил в дальний угол грота. Потолок там понижался и, казалось, уходил в грязекаменную смесь, заполнявшую грот.
— Ну? — нетерпеливо спросил сзади Сталкер, врубая свою систему.
: Вместо ответа Сашка указующим жестом протянул руку вперёд — там на стене у самого дна грота отчётливо виднелись следы кайла и бура.
— Копать, что-ли?.. Совсем с ума сошёл, “значить”,— Сталкер явно для Пита покрутил у выключателя системы пальцем.