Шрифт:
С. Прокофьев
Концерт для фортепьяно № 2
Однажды шторм закончится, и ты не вспомнишь, как его пережил. Ты даже не будешь уверен в том, закончился ли он на самом деле. Но одна вещь бесспорна – когда ты выйдешь из шторма, ты никогда снова не станешь тем человеком, который вошел в него. Потому, что в этом и был весь его смысл.
Харуки Мураками
– Мы входим в Систему!
Спокойный, четкий голос Мамы объявил то, что мгновение назад зафиксировал и вывел на экраны ГеКК.
– Мы вошли в Систему! – ликовал приятный баритон Папы.
Она ждала эти голоса целых десять лет! Почти всю жизнь. Последние десять лет, когда осталась совсем одна. Эти голоса! Фразы из слов, когда-то произнесенных родителями, они с Хлопотуньей скомпоновали специально. Специально для этого момента. В их память! В осуществление их Великой Мечты! Звук серебряного колокольчика заставил
– Ты права, я не одна. И пришло время настоящей работы.
Айрис наизусть, до последнего подпараграфа дополнений и примечаний знала Главную Инструкцию. Вход в систему солнцеподобной звезды – начало подготовительного этапа Часа Х. Того, что она собиралась сделать, в ГлИсе не было. Скользя по переходу к Лепестку, в котором размещался Зал Ожидания, Айрис думала о том, что до сих пор ГеКК отлично справлялся. Работавшие над его созданием и оснащением специалисты подтвердили свой высочайший уровень. Все было продуманно и выполнено с учетом всевозможных, фантастических, невероятных случайностей. Всех, кроме одной – появления Айрис на борту несущегося сквозь галактики космического корабля, перевозящего переселенцев к пригодной для жизни планете. Эта непредвиденность потянула за собой цепочку нештатных ситуаций. Их информационный объем и трактовка могли негативным образом отразиться на базовой программе ГеККа, его функционировании. Этого руководители полета допустить не могли. Многое пришлось «делать вручную – на свой страх и риск». Так говорил Папа. И вот теперь Айрис может с облегчением вздохнуть. По программе «Вход» ГеКК начнет инициацию Отдыхающего Народа. И Айрис выполнит возложенную на нее родителями Миссию. Хотя не будь у нее самой обязанности поддерживать Оранжерею, кто знает, была бы она жива. Жива во всех смыслах – и физическом, и ментальном. Только чувство ответственности, внутренняя потребность довести до конца начатое родителями помогли ей достойно продержаться эти бесконечные десять лет одиночества. Айрис прикоснулась к Зеленому листу на однотонно-белой стене в конце перехода. Сколько раз она повторяла это движение в течение… да, почти двадцати лет! Стена, треснув, разъехалась в разные стороны, освободив проход в огромное, слабо освещенное помещение. Натренированный взгляд отметил цепочки мерцающих всеми оттенками зеленого огоньков. Сегодня можно было бы этим и ограничиться. Но подобная мысль даже не пришла ей в голову, и Айрис заскользила между рядами анабиозных капсул, отмечая и сообщая ВИСМРе индексы капсул с тревожными маячками. Тревожными они назвали маячки, зеленый цвет которых, по экспериментально подтвержденной теории, свидетельствовал о конце жизнедеятельности Зеленого соседа. Хотя сегодня… Нет, ГеКК только начнет программу инициации, по-домашнему – разморозки. А до тех пор, пока не проснется весь Отдыхающий Народ, она не сможет быть спокойной, не сможет не проверять Зеленых соседей. Хлопотунья сама бы со всем отлично справилась, но… чем тогда ей занять свою не находящую покоя душу. Слишком велика была постигшая ее утрата. Отец ушел в свою Последнюю Одиссею – его капсула-скафандр стала одним из кристалликов звездной пыли на пять лет раньше Мамы. «Женщины выносливее мужчин, – обняла рыдающую девочку Мама. – Ты не должна плакать». – «Но почему, почему мы не оставили Папу дома?!» Домом для Айрис был космический корабль, на котором она не только прожила всю свою жизнь, но и родилась. «Таков порядок, Дорогая». «Но мы же оставили тех, из Зала Ожидания?» Инцидент, произошедший несколько лет назад и приведший к гибели двух человек из Отдыхающего Народа, навсегда запечатлелся в памяти, в то время маленькой, Айрис. «С ними так поступить мы не можем по единственной причине, – она всегда была выдержанна и чуть холодновато отстранена, ее мама – настоящий Командир. – По прибытии потребуется медицинская экспертиза их тел». – «Ты прикажешь произвести вскрытие?» – вопрос задала Хлопотунья! Инцидент каким-то образом послужил катализатором и для Хлопотуньи! ВИСМРа начала задавать вопросы?! «Пока ты еще не нарушаешь Законы. Но будь осторожна с вопросами», – предупредила Высокоинтеллектуальный Самообучающийся Многофункциональный Робот Мама. И продолжила: «Не имеет значения, кто отдаст приказ. Такова Инструкция». Эти воспоминания! Всегда они приходят не вовремя. Интересно, есть ли воспоминания у Хлопотуньи? Чего только не придет в голову – зайдя в переходную камеру и ожидая, пока сможет войти в жилой отсек, самой себе удивилась Айрис. Когда весь Отдыхающий Народ – все Пионеры пройдут инициацию, потребуется много места. Айрис, а до этого ее семья, занимала несколько кают в Главном, Жилом Модуле корабля-перевозчика. Нет сомнения, ГеКК проведет полную ревизию и начнет расконсервацию основной части Жилого Модуля. В принципе, Айрис нечего было делать, нечем было заняться до Часа Х, до начала Разморозки. Как, впрочем, и всю ее сознательную жизнь. Активность команды Коло – так назывался их корабль-перевозчик – должна была начаться после инициации всех Пионеров. Инициацией в Главной Корабельной Инструкции определялось то, что с легкой руки Папы они привыкли называть Разморозкой. Этот корабль в глубинах галактик можно было сравнить с Дворцом Спящей Красавицы. Но во Дворце спали все – даже огонь в камине. А на Коло не спала одна она – Айрис. И я не красавица – изредка видя свое отражение в полированной поверхности, без сожаления констатировала она. Что уж с этим поделаешь. Что есть – то есть. Показатели коридора и жилого отсека выровнялись, и она прошла в небольшое помещение, оборудованное для занятий спортом. Именно здесь, из года в год, через не хочу и не могу, пока она была ребенком, а потом по зрелому пониманию, Айрис проводила часы изнурительных тренировок, готовя свое тело к более серьезным нагрузкам на Планете-Колонии. Эти занятия, постоянные разговоры с Хлопотуньей, учеба – за это время Айрис освоила практически все содержание не такой уж обширной, как оказалось, «библиотеки» ГеККа, – да уход за «теплицей» – вот и все, чем она занималась эти долгие, эти невозможные десять лет! Теперь все должно измениться, думала Айрис, с силой растирая горящее под суровым полотенцем тело. Полотенце! Архаизм на космическом корабле-перевозчике. Но использование именно полотенца – один из пунктов ГлИсы. В столовой, напевая очередную «аппетитную песенку», Хлопотунья заканчивала сервировать завтрак.
– Доброе утро! И приятного аппетита, Малышка.
– Виделись уже. И песенку смени. Пожалуйста, – попросила Айрис, уныло ковыряясь в тарелке. «Не жаловаться на еду» – еще один пункт ГлИсы.
– Была уверена, известие тебя воодушевит.
– Скажи, за каким чертом ты научилась таким словам!
– Они из того же словаря, что и твой «черт», Малышка. Разве ты не рада?
– Чему мне радоваться?! Не устаю удивляться, как ты угадываешь мое настроение!
– Элементарно! И ты это отлично знаешь! Пульс, дыхание, пото- и слюновыделение. Но ты не ответила на мой вопрос.
– Отлично это знаю. Как и то, что ты вынуждаешь меня разговаривать только из-за ГлИсы!
– Возможно, ты права. Законы робототехники никто не отменил.
– Это сделаю я!
– В библиотеке написано «мало каши ела».
– Хлопотунья, ты так мне надоела за эти десять лет!
– Злость – одна из древнейших эмоций. Резкое и сильное отрицательное чувство. Оно влияет не только на человека, который его испытывает, но и на окружающих. Недовольство, возникающее вследствие обиды…
Бесцветным, без интонаций голосом Хлопотунья читала главу энциклопедии.
– Я пользуюсь той же «библиотекой», что и ты.
– Но читаешь гораздо медленнее.
– С этим не поспоришь. А радоваться мне нечему.
– Как это – нечему? Еще немного, и ГеКК будет подавать энергию капсулам. Отдыхающему Народу пора начать двигаться.
– Ты мне рассказываешь то, что я и так прекрасно знаю. О…
– Только не ругайся! Тебе придется разговаривать с приличными людьми.
– Если они смогут говорить. И если мы поймем друг друга.
– Ты думаешь? Ты боишься…
– Хлопотунья! Тебе ли не знать, о чем я думаю!
– Представь себе. За столько лет я так и не поняла, как устроены мозги Разумной Протоплазмы.
– Ты серьезно, Хлопотунья? ВИСМРа чего-то не знает?!
– Мне бы не хотелось в этом признаваться, но Закон робототехники…
– Ты меня убедила. Не буду его отменять. И есть я больше не буду.
– Ладно.
Хлопотунья начала собирать и складывать посуду в «моечную машину».
– Ты подсчитала, баланс белки-жиры-углеводы выдержан?
– А тебе бы пора начать самой убирать со стола. Вообще – ухаживать за собой.
– Сто процентов – права. Завтра же и начну.
– Не откладывай на завтра, – начала занудным тоном Хлопотунья.
– Нет! Прекрати! Хорошо! Я скажу, почему не особенно радуюсь.
– Судя по твоему тону – совсем не радуешься.
– Ты права. Знаешь, когда ждешь чего-то, очень ждешь, готовишься… И вот, наконец, это случается. И… ничего не происходит.
– Нет, не знаю. Как это ничего не происходит, когда это случается? Объясни по-другому. Я хочу понять.
– Понять. Хотела бы и я понять.
– Ты говоришь то, говоришь о том, чего не понимаешь! Как такое возможно?
– Я говорила о том, что чувствую. Прости, Хлопотунья. Мне так не хватает человеческого общения.
– Скоро оно у тебя будет.
– В том-то и дело.
– Опять ты недовольна. И я опять не понимаю.
Одна из пар рук – гибких манипуляторов Хлопотуньи чуть дернулась.
– Прости! О, прости меня! Ты настолько хорошо овладела речью, что я забываюсь. Противоречивые высказывания, как и команды, могут привести к когнитивному диссонансу в твоей системе.
– Как и всякая высокоорганизованная многофункциональная, способная к саморазвитию и самосовершенствованию система, я слишком лабильна. Как и человек, я подвержена стрессам.
– Только у меня причины стрессов и их последствия не такие, как у думающей протоплазмы, – сказала вместе с Хлопотуньей – она знала все это уже наизусть – Айрис.
– Еще раз – извини. Я знаю. И очень постараюсь не допускать до этого. А ты не кокетничай! «Я такая – не такая!»
– Договорились. У нас осталась четверть часа. Ты успеешь объяснить, о чем сокрушаешься?