Время как призвание. Люцифер

Я свет сияющий, я Люцифер!

Никакая звезда среди бесчислинных мириад звезд и планет, мерцающих на ночном небосклоне Земли, не сияет столь ярко и изумительно как планета Венера и даже Сириус-Сотис, собака-звезда, любимая Изидой, уступает ей в красоте.

Венера является королевой среди наших планет, драгоценнейшим камнем в короне нашей солнечной системы.

Тюремная камера

была небольшой, всего-то три с половиной на два метра. Стены из темно серого гранита с вкраплениями зеленоватых прожилок и точно такие же пол и потолок. Казалось, помещение было вырублено в скальном основании. И только еле заметные, идеально ровные швы между блоками подсказывали, что это постройка.

На потолке, прямо посередине, примостился квадратный светильник без стекла, защищенный лишь ободом из стальной проволоки. Яркий свет его лампы, неприятно и больно бил по глазам, тоже своего рода испытание для арестанта.

Я уперся рукой в прохладную, шершавую стену и тяжело поднялся на ноги. Правое колено нестерпимо болело, голова была наполнена туманом и бессвязными мыслями.

Я внимательно осмотрелся вокруг. У стены, в метре от меня, была привинчена к полу металлическая койка, на которой лежал грязно-коричневый, полосатый матрас.

Под маленьким прямоугольным окошком, едва пропускающим в камеру тусклый свет, на стенке висел серо-зеленый столик, не мытый, наверное, лет сто.

У массивной стальной двери, справа от меня, примостились небольшой умывальник и некое подобие унитаза, скорее сливная яма. Все такого же, непритязательного, грязного цвета.

В камере было довольно прохладно и я, поеживаясь, присел на кровать, пытаясь сосредоточиться на какой-нибудь дельной мысли. Сейчас это было для меня самым важным. Понять где я и что произошло.

Я встал, прошелся по камере от стенки к стенке и сделал несколько дыхательных упражнений, взмахивая, как птица крыльями, руками.

– Что с Голди? – пробилась в мозг первая мысль, ударив как разящая молния.

Я напряг все свои мыслительные способности. Так, мы были в корейском ресторане, хорошо покушали и выпили вина. Потом позвонил Ксавьер и попросил заехать к нему в венерианский офис. Мы вышли из ресторана на улицу и все, темнота.

Я снова сел на койку и попытался пробиться мыслью сквозь бетонные стены, чтобы почувствовать мозг Голди. Ее слабый синапс я уловил тут же, но это была череда размытых, неоформленных образов. Она либо глубоко спала, либо была в отключке, без сознания. Я решил, что скорее всего она еще не пришла в себя после той заразы, которой нас усыпили и на время оставил попытки достучаться до ее мозга.

Дверь камеры со скрипом отворилась, и в проеме показался вооруженный до зубов охранник. Он окинул меня недобрым взглядом, вошел внутрь и поставил на стол миску с чем-то малосъедобным и бутылку с мутной жидкостью.

– Жри, – Он чувствительно пихнул меня сапогом по ноге и с грохотом закрыл за собой дверь, лязгнув на прощание металлическим засовом.

Я не обратил на него никакого внимания, но на подкорке мозга отметил время его хамского визита – восемь пятнадцать утра. В камере было очень душно, сыро и воняло мочой, да и аппетита у меня не было, но я все же заставил себя проглотить всю принесенную бурду, хотя это вызвало приступ тошноты и спазмы в желудке.

Для претворения в жизнь моих будущих планов, начинавших уже роиться в голове, требовались силы. И физические, и ментальные.

Я еще раз собрался и послал мысленный вызов Голди. И на этот раз ее сознание откликнулось и потянулось мне навстречу.

Голди находилась примерно в пятидесяти метрах от меня, скорее всего с правой стороны тюремного коридора, через две, три камеры.

Я мысленно погладил ее по голове и тут же почувствовал, как ее напряженное тело расслабилось, и она от радости и удовольствия чуть ли не замурлыкала.

В три часа дня после полудня, дверь снова отворилась и не менее мрачный, горилоподобный охранник принес обед.

Он состоял из супа, где поверх обычной на вид воды плавала пара клецок и кусочек обветренного мяса, а на второе синтетическое пюре из рациона космических пилотов.

Пересиливая огромное отвращение, я подмел все до последней крошки. Потом, со злостью, бросил миску в противоположную стену, от которой она со звоном отлетела и закатилась под койку, а сам лег на грязный матрас, заложив руки за голову. О подушке здесь, естественно, никто и не думал.

Постепенно в моей голове стал складываться пока еще разрозненный план побега. Чтобы найти недостающие звенья, мне нужно было несколько раз проконтролировать будущее, но эти вылазки я решил оставить на ночное время. На всякий случай, чтобы не вызвать подозрения охраны, ненароком заглянувшей в камеру и заставшей меня в состоянии глубокого коллапса.

А вот шанс, что кто-то посетит мой грустный приют ночью, равнялись практически нулю.

Ужин принесли в девятнадцать тридцать. Я поел и запил эту кулинарную отраву водой. Я чувствовал, что перед ночным бдением нужно хоть немного отдохнуть и как-то незаметно провалился в глубокий сон.

Во сне мне привиделась Голди, которая звала меня на помощь, но я не мог приблизиться к ней ни на метр.

Когда я открыл глаза, таймер в моем мозгу отсчитал полночь. Пора было притворять в жизнь первую часть моего плана.

Я прошел сквозь дверь и оказался в достаточно широком, слабо освещенном коридоре. Он т-образно делился на три части, причем моя камера находилась как раз в середине этого перекрестия.

Я свернул в ответвление уходящее направо. Через каждые пять метров в стены были врезаны стальные двери с маленькими окошками посередине и несколькими засовами. Никакой особой сигнализации я не обнаружил, что придало мне уверенности в успехе.

Я открыл дверь в третью камеру и увидел свою жену. Голди сидела на топчане, обхватив колени руками и медленно раскачиваясь из стороны в сторону.