Время камней
Шрифт:
На секунду в душе Сафира всколыхнулось старое и давно похороненное сомнение: а что, если все было ложью и Камаэль не имел отношения к смерти его родителей. Но он тут же одернул себя: ведь у него было доказательство — обвинительный документ, подписанный императором.
— Ты убил моего отца и мою мать! — проговорил Сафир, уже слыша, как бегут по коридорам дворца преторианцы.
— Как ты узнал?! — страдальчески вопросил Камаэль.
— Не имеет значения! — высокомерно ответил Сафир. Пора было уходить, и он огляделся, прикидывая, как это лучше сделать.
— Ты не знаешь… всей правды! — тихо проговорил император.
— Я знаю достаточно! —
— Твой отец… ты думаешь, я завидовал ему? — донеслись до Сафира слова Камаэля.
Он взглянул на умирающего врага, и тот показался ему очень маленьким.
— Я не знаю, — сказал Сафир. До него долетали испуганные крики слуг и топот гвардейцев по мраморному полу — они были уже совсем близко. Пока им удастся выломать дверь, пройдет не меньше пары минут — этого времени более чем достаточно.
— Каид-Маград был предателем. Я не хотел тебе говорить, всегда оберегал от этого. Чтобы не потерять род, — Камаэль закашлялся, и по его подбородку потекла кровь, — приказал всем молчать, даже следствие провел тайно. Никто не знал. Я считал его другом, — император с видимым усилием покачал головой, — а он готовил измену. Твой отец был очень… амбициозен. Хотел захватить власть, но заговор раскрыли. Для меня… это стало большим ударом. Но доказательства были неоспоримы. Он подкупил многих моих слуг и даже гвардейцев. — Камаэль тяжело улегся на пол, больше не в силах поддерживать себя. Взгляд его затуманился. Сафир опустился на колени рядом с ним, ловя каждое слово.
— Доказательства! — требовательно сказал он. — Где они?
Дверь сотрясли глухие удары — похоже, гвардейцы воспользовались одним из стоявших в соседнем зале диванов.
— В моем кабинете. Но ты не достанешь их.
— А моя мать?! В чем ее вина?
Камаэль помолчал. То, что он сказал дальше, далось ему с видимым трудом.
— Сафир! — прохрипел он, плохо владея языком. — Ты мне был как сын, клянусь тебе! Твой отец организовал убийство моей первой жены и дочери. Он подкупил команду, и она потопила судно вместе с ними. Я любил их больше жизни! Твой отец был казнен по закону, даю слово! Следствие провели как положено, и его признали виновным. А мать… Мне стыдно признаваться, но я хотел отомстить. Если бы она не успела разродиться, ты бы тоже погиб. Но я хотел сохранить род для империи и приказал принести отпрыска Каида мне, если он появится на свет прежде, чем умрет жена Маграда. Я взял тебя вместо дочери, которую отнял у меня твой отец, и полюбил, хотя ты и был сыном моего врага! — Камаэль попытался прикоснуться к Сафиру, но не смог поднять руку. — Прости меня, мой мальчик! — в его глазах было неподдельное страдание, и Сафир поверил каждому слову императора.
Ему сказали правду, но не всю. Случайно или намеренно — было теперь не важно. Его отец оказался изменником, а он только что убил своего повелителя и благодетеля. Сафир знал, что со стороны Камаэля оставить в живых сына изменника было большой милостью: как правило, род предателя истреблялся до последнего колена. И вот теперь тот, кто заботился о нем и оберегал от правды о его отце, лежал на полу умирающий. Сафир крепко сжал старую жилистую руку императора — впервые в жизни — и увидел, как тот благодарно улыбнулся.
— Простите меня, повелитель! — прошептал Сафир, чувствуя, что едва может говорить. Запоздалое раскаяние нахлынуло на него черной волной,
— Беги! — едва слышно проговорил Камаэль.
Через секунду он был мертв.
Сафир слышал, как гремят по ступенькам преторианцы, и понимал, что через несколько мгновений они ворвугся в зал. Он выпрямился, не сводя глаз с императора. По сути, это был единственный близкий ему человек, и вот он лежал, поверженный его рукой. А его Армиэль стала женой Ормака, и он сам потерял ее, слишком поспешно поверив в полуправду казантарца.
Гвардейцы вбежали в зал и ринулись к Сафиру. Он вытащил меч, но не обернулся. Через мгновение Маград почувствовал, как ему в шею, царапая кожу, уткнулось острие копья. Преторианцы окружили его и тело своего мертвого господина. Маград поднял голову и обвел их взглядом. На лицах гвардейцев читалось смятение. Нужна была одна только искра, чтобы направить их. Сафир резко взмахнул мечом и, развернувшись, рубанул по приставленному к своей шее копью. Преторианцы тотчас бросились на него — словно получили сигнал к атаке. Как только их мечи взвились над головой Сафира, он раскинул руки и закрыл глаза.
— Армиэль! — прошептал он прежде, чем несколько клинков почти одновременно пронзили его, а сильный удар сбил с ног.
Откуда-то донесся возглас капитана стражников, требовавший взять его живым, но он опоздал: душа уже отлетела от Сафира-Маграда и устремилась в обитель мертвых — вслед за поверженным императором. Даже в небытие бывший лорд-паж сопровождал своего сюзерена.
Когда гвардейцы отступили от тела убийцы, то не было никаких сомнений, что его прикончил один из первых ударов — настолько глубокими оказались раны. По мраморному полу быстро растекалась красная лужа. Смешиваясь с кровью Камаэля, она образовывала настоящее озеро. Преторианцы стояли молча, недоуменно переглядываясь и не зная, что делать дальше.
Эпилог
Дьяк подгонял коня, торопясь в Маристан, столицу Казантара. Его сопровождали только четверо телохранителей и ленивец, устроившийся на груди под плащом. Высунув голову, он таращился во тьму своими глазами-плошками.
Дьяк думал о Сафире. Он мог бы быть его сыном — если бы только казантарец был способен иметь детей! Леди Далия, впоследствии ставшая женой Каида-Маграда, предстала в его памяти как живая. Ее смеющиеся глаза, полные энергии и счастья, преследовали его долгие годы. Их любовь была подобна наваждению, и даже когда Дьяк уехал, чтобы не обрекать ее на бездетное существование подле него, не отнимать у нее мечту иметь ребенка, о которой она так часто говорила, он не переставал любить ее.
Известие о ее смерти было для него страшным ударом. Он не находил себе места и целыми сутками бродил, почти не соображая, что делает. Затем, придя немного в себя, Дьяк бросился на поиски убийцы. С его способностями для него не составило большого труда докопаться до истины и узнать имя виновного.
Он долго готовил месть — тщательно и не торопясь, моля судьбу лишь о том, чтобы Камаэль Марад-Изтаэрд не скончался прежде, чем он доберется до него. И вот теперь его враг был мертв, а он не чувствовал удовлетворения. Еще недавно ему казалось, что жизнь Сафира-Маграда ничего для него не значит, а теперь его сердце щемило от сожаления. Он желал бы его вернуть и все переиграть, но было поздно. Тот, кто мог бы быть его сыном, плоть от плоти Далии, погиб, и с этим ничего нельзя было поделать!