Время колокольчиков
Шрифт:
Вечный смутьян Задерий прочел со сцены письмо к партконференции, подготовленное идеологами из «Урлайта» и РИО. Его приняли как на казачьем кругу. «Любо ли, атаманы молодцы?» — «Любо!» На всякий случай заметим, что документ был и серьезнее, и радикальнее подготовленных к конференции речей: он начинался с благодарности Горбачеву за все, что тот сделал, и предлагал, среди прочего, рыночную экономику, отмену сухого закона, полное и немедленное уничтожение «стратегического ядерного оружия, поскольку оно представляет собой средство не самообороны,
Только пока Задерий читал манифест, Зимний стадион штурмовали желающие попасть на АЛИСУ без билета. Обидевшись на тех, кто их не пускал, «новые рокеры» забрасывали вход в зал камнями, нанося увечья ни в чем не повинным людям. Это были те самые гопники, от которых мы защищали свой храм. Только вошли они совсем в другие двери.
А в рок-клубе готовили новый номер журнала «Рокси», включавший, помимо прочего, гадкую сплетню об обстоятельствах гибели Башлачева. Мы с Бурлакой, заранее познакомившись с текстом, отловили в сквере у Зимнего стадиона одного из редакторов: «Как можно это печатать? Ты же знаешь, что это ложь». «У нас плюрализм» — отвечал он.
Летом из разных городов поступают новости: на концертах звезд залы иногда оказываются пустыми. В Москве многие из тех, кто не пропускал ни одного сэйшена и готов был ехать за город на электричке в любую погоду ради встречи с неизвестной группой, теперь не торопятся покупать билеты на известные: «скучно», «одно и то же». «Урлайту» впервые предъявляются претензии по поводу «Рок- хроники» — концертных репортажей и новостей из жизни групп: «Не много ли места вы под это отводите?»
Пустите Дуньку в Европу
Впрочем, музыкантов и рок-клубовских администраторов эти новости не настораживают, как и то, что «ласковые маи» выходят в хит-парадах на первые места. Они нашли себя — за границей. Оказывается, одна поездка, даже если на концерт придут пять человек, может обернуться выгоднее месяца утомительного общения с толпами «урлы», которая все равно ничего не понимает в настоящем искусстве. Лишь бы найти мецената, который оплатит дорогу.
Однако восстановление связей с «метрополией» вовсе не оказало на наш рок ожидаемого благотворного воздействия. Во-первых, в начальный период перестройки контакты с Западом были в значительной степени монополизированы. В столице, например, ими ведали рок-лаборатория (для нее «внешнеполитическая» деятельность становится основной после того, как концертная монополия приказала долго жить) и Центр Стаса Намина. Хотя Намину стоило бы простить eго грехи уже за то, что он ввозил в страну настоящую западную музыку, повышая тем самым культуру аудитории, а не только торговал суррогатами, как С. Лисовский, А. Разин, А. Литягин и другие нувориши нашего полукрепостнического недокапитализма.
Ленинградский вариант представляла Джоанна Стингрей. Хорошо помню, как на мемориале А. Башлачева (о котором разговор еще впереди) эта дама собирала у музыкантов подписи под «телегой» (в данном случае уместно именно жаргонное наименование) против своих соотечественников, появившихся в зале с видеокамерой. Мне и раньше казалось, что Джоанна (в отличие от Сидни Лаупер) — скорее советская певица, чем американская (надеюсь, читатель поймет, что я имею в виду) — но тогда пришлось убедиться, что предприниматель она тоже «нашенский». Таким образом, «свободные» западные контакты долгое время были вовсе не свободными, а Ставили музыкантов в зависимость все от той же силы, которая заправляла в Минкультуре, на «Мелодии» и в ЦК ВЛКСМ.(Кстати, как вы думаете, к кому приезжала делегация «Гринпис» с участием А. Ленокс, П. Гэбриэла, Д. Бирна в 1989 году? К «зеленым»? К «Семипалатинску — Неваде»? К рокерам? Нет. К т. Сухорадо на «Мелодию»).
Другая причина глубже и печальнее. В страны, где не знают русского языка, наши ребята с их музыкальным и сценическим уровнем приезжали отнюдь не в качестве музыкантов. За немногим исключением они появлялись там в унизительной роли поющих матрешек с этикетками «Мэйд ин перестройка». То же относится и к большей части наших авангардистов разных жанров, профессиональных демократов и прочих завсегдатаев Шереметьево-2, которые по справедливости должны были бы переводить Горбачеву не менее 50 % своей валютной выручки. Ложное положение скорее развращает их, нежели образовывает. Можно вспомнить характерную для американской литературы фигуру индейца-забулдыги, который уже оторвался от своей традиционной культуры, но так и не приобщился к европейской, поскольку не нашел в ней для себя места (разве что в углу грязного бара).
Нет никакого парадокса и в том, что иные города, активно посещаемые иностранцами, от этого не облагораживаются, а напротив, оскотиниваются до крайности: например, моя родная Москва. Горе городу, где профессии холуя, тусовщика и шлюхи становятся массовыми. Так что волшебные слова «Пустите Дуньку в Европу» принесли счастье только тем, кто не стеснялся их громко и внятно произносить. И я подымаю свой бокал самодельного «кьянти» из черноплодной рябины за группу «Gorky Park» («Парк Горького»).
У соседей
Теперь расскажу, как складывались отношения с соседними жанрами, благо по улицам столицы и даже из города в город можно было перемещаться без ведома Госконцерта, «Межкниги» и иных контор (в ходе борьбы за суверенитет эта недоработка постепенно исправляется). Литературный мир устами Вознесенского откликнулся на появление Гребенщикова, поставив его в редакционном врезе «Огонька» к статье Вознесенского через запятую с Игорем Николаевым [71] . Согласился он и с существованием поэта Башлачева — но только после его смерти, причем те же самые редакции, которые отвергали Сашины стихи и даже вычеркивали фрагменты из обзорных статей, легко и непринужденно включились в траурную церемонию. Как заметил Градский, «здесь охотно венчают героев — но в могилу сперва упекут». Театр, за исключением Иркутского ТЮЗа, о котором я уже писал, склонялся к утилитарному использованию рок-музыки в «молодежных спектаклях», начало чему положил еще в 76-ом году В. Спесивцев, когда включил в «Ромео и Джульету» музыку Элиса Купера.
71
Огонек, 1986, № 46.
Кинематограф казался ближе всего к року и по технологии, и по обстоятельствам рождения. Кроме того, на Западе они выращивали общее дитя — видеоклип, неведомое советским рокерам едва ли не по сию пору. Единственное у нас полноценное произведение искусства в этом жанре — «Поезд в огне» АКВАРИУМА («Полковник Васин»). Все остальное разделяется по категориям учебных работ, великих замыслов, не воплощенных из-за технической бедности, или чисто театральных миниатюр, связанных с музыкой только фактом ее звучания за кадром (всем известно, что фигурное катание сопровождается музыкой, но от этого репортаж о чемпионате по фигурному катанию не становится видеоклипом).
А первый серьезный большой фильм о рок-н-ролле начал снимать еще в 1987-ом киевлянин Петр Солдатенков по заказу ВПТО «Видеофильм» — новой всесоюзной монополии, созданием которой советская бюрократия не могла не ознаменовать рождение нового искусства. То есть искусство было на Западе — а монополия у нас. Солдатенков назвал фильм «Монологи на фоне старого кирпича», привлек к сотрудничеству ДДТ и попытался проследить бардовские традиции в роке. Такая направленность-вызвала негодование ген. директора «Видеофильма» О. Уралова, особенно раздраженного появлением на экране Александра Галича. Фильм начали уродовать так, как не уродовали в 70-е годы; он вышел с большим опозданием, под другим (весьма банальным) названием и в общем не оправдал наших надежд. Зато «Рок» ленинградского режиссера А. Учителя, основной пафос которого заключался в том, что эти уродцы (рок- музыканты) вовсе не такие уж страшные (у них даже дети могут быть!) получил мощнейшую рекламу и оказался вдруг чуть ли не в одном ряду с работами Ромма и Подниекса. Неисповедимыми путями окажутся «шедеврами» «Маленькая Вера», «Такси-блюз» и другие работы в стиле «неоконъюнктура». Впрочем, парадокса здесь нет: те же механизмы и те же люди при них так же согласованно поднимали к парнасским высотам образцовые произведения соцреализма.