Время лгать и праздновать
Шрифт:
— Вот прокатились бы, ага?.. Жаль, я уже отгуляла, — весной. К отцу ездили… Был бы дядя Матвей, другое дело, а то новая заведующая — стерва, свет не видал!..
— Кофе пить будем?..
— Можно.
«Вот бы Зоя сейчас пришла!..» — подумал он, хлопоча на кухне. Ну и что?.. Увидела бы собственное подобие в лице этой девы?..
Вернувшись в маленькую комнату, застал Костантию спящей. С темных губ, раздвинутых подсунутой под щеку ладошкой, изливалась струйка слюны. Из-под пледа торчала голая ступня — маленькая, пухлая и давно не мытая.
3
На дворе пасмурно, дымят кучи мусора, значит, понедельник. В закутке палисадника возится садовод-любитель с первого этажа. Когда ни погляди на задний двор, непременно обнаружишь лысину в кустах… Колоритная личность. Трезвый — льстив и лжив, пьяный свиреп — непомерно и безудержно. Душа выговаривается. Льстивая трезвость — маска для «культурного» общения, не выдерживающая испытаний на алкоголь. Его дочь — тощая, длинная, хмурая — из тех созданий, которыми в старину пугали детишек… Теперешних не испугаешь. Они зовут ее Кочерыжкой. Не без причины. Будучи в подпитии, она слоняется на стоянках автомобилей и, заприметив одинокого водителя, предлагает ему «попарить кочерыжку». К двадцати годам успела побывать под судом — за драку, родить двух младенцев и отказаться от обоих сразу после их появления на свет. Та же участь, надо полагать, уготована и третьему, которого она донашивает. «Ты мне весь авторитет перед людями разорила!» — на весь подъезд орет пьяный садовод.
И палисадник его тоже разоряют — рвут едва проглянувшие на свет цветы, ломают штакетник. Под Новый год срубили двухметровую голубую ель — как прилюдно поглумились над девочкой, радовавшей беспечной приветливостью всю улицу. А садовод все копошится. Говорят, на таких мир стоит. Потому и стоит кое-как…
Нерецкой проснулся разбитый, с тяжелой головой, как перед простудной болезнью. И долго лежал, бездумно глядя на занавешенное окно. Тишина стояла обезличенная, опустошенная и оскверненная — ему в подобие. На глаза попался оставленный на письменном столе томик «Страстей по России». Из-под обложки торчало письмо Ивана… Насмешливой рожицей мелькнула мысль о связи между виной перед Иваном и появлением тетки, похожей на Курослепа.
«Подлая баба справляла какую-то свою подлую надобность, и на тебе — сыграла роль карающей десницы. Из чего следует, что возмездие не всегда дело архангелов. Разумеется, у нее имелась благая цель и она не сомневалась, что творит доброе дело!.. В том числе и для меня. Никто не делает подлостей, не оправдывая их наперед… Кто знает, может быть, и Зоя оправдывала свои похождения чем-нибудь дурным во мне. Скажем — моим отношением к Ивану. Как Ира. Та в открытую не считалась со мной, не имея для того никаких других оснований… Отправляясь к зобатому дядьке, Зоя, конечно же, не повторяла во спасение, что делает это потому, что дурное во мне позволяет ей это делать. Но однажды найденное оправдание действовало само по себе… Тебе ли не знать, как работает механизм неприязни. Стоит обнаружить в человеке что-то дурное, и во что он ни рядись, ты неизменно будешь считать его не стоящим уважения».
Когда раздвинул шторы, пришлой желтизной блеснул чемодан.
«Да, надо куда-то уехать… Пока Зоя не уберется, я тут не жилец… Чемодан есть, осталось придумать, куда податься. И на чем!..» Он вспомнил о машине.
Все тот же озабоченный начальник энергично заверил, что «ей займаются, к завтрему разве что». Из трубки густо несло нахрапистым враньем.
Добравшись до станции обслуживания, он без труда убедился, что машиной никто не «займается». Разругавшись во всеуслышание и как бы даже к собственному удовольствию с обладателем озабоченного голоса, Нерецкой подрядил первого встречного умельца, и тот управился с делом за полчаса обеденного времени.
Несмотря на неприятные хлопоты, выбравшись из ворот мастерской, он не забыл о своем обещании навестить Костантию. Не забыл не потому, что свидание сулило приятное времяпрепровождение или он чувствовал себя связанным словом (разве — обязанным, в чем, впрочем, тоже не был уверен: ведь ей что-то нужно от него); он уже отнес девицу к тем знакомым, сугубое внимание к которым себе дороже: не отягощенные воспитанием, они принимают твою обязательность за угодничество. Он вспомнил о своем обещании прежде всего потому, что ему было в охотку сидеть за рулем, вот и подумалось, куда бы съездить. Но потом, когда свернул на Береговую, сама собой пришла на ум злая мысль, что и из этого визита можно извлечь некоторую пользу — попробовать понять, чем живы все эти костантии, зои, иры, юки, что ими руководит — что-то темное, глухое, им самим неведомое, или какая-то присущая им разумная сила? Надо же найти объяснение тому, что с ним произошло и почему — с ним?..
«Что они не жены декабристов, это безусловно, но не может быть, чтобы их житие отличалось полной безликостью, отсутствием всякого достоинства!..»
Ему важно было не столько выведать причину того, что с ним произошло, сколько воочию убедиться, что он не исключение из правил, что его постигло действительно нечто весьма популярное — вроде гриппа — что и за пределами места, занимаемого его нескладной жизнью, нет никакого иного существования. Словом, он все еще не мог отрешиться от подозрения, что причина всему нечто в нем, какая-то его негожесть, неполноценность.
Он подкатил к голубятне, хорошо видимой из окна комнаты Костантии, как раз к оговоренным двум часам, но, заглушив мотор и выбравшись из машины, тут же убедился, что ему не следовало делать ни того, ни другого, но было поздно.
Танцующей походкой игривой девочки к нему шла Лариса Константиновна. Вертляво поворачиваясь при каждом шаге, она старательно глядела под ноги, как будто по условиям игры ей нельзя было ступить в сторону. На посторонний взгляд ее шествие, должно быть, выглядело потешно: толстая тетка, как школьница на переменке, забавляется фигурным хождением по прямой линии, но ему было не до смеха.
«А ведь она ждала меня…» Догадавшись об этом, он собирался что-нибудь соврать о своем появлении, но не успел придумать.
— Вижу, машина, вижу, вы!.. — пела Лариса Константиновна таким голосом, точно обыграла его в прятки. — Собственная, конечно?.. Красивый цвет, что надо. Про марку я не говорю!.. Так вы зайдете?..
— Да нет, мне…
— Костик сейчас прибежит!.. Понесла работу и просила меня встретить, чтоб не было недоразумения. Я как раз на обеде.
Проклиная все на свете, Нерецкой двинулся за ней, твердо решив пробыть не больше пяти минут.
— В тот раз я ушам не поверила!.. Она приходит и говорит, что вы, что ли, брат Романа?.. Такой номер нарочно не придумаешь! Вы и он — это же небо и земля!..
Шагая по двору под неусыпным старушечьим надзором из окон, вдыхая затхлый земляной запах сто лет не метенных деревянных ступеней лестницы, Нерецкой чувствовал себя въехавшим на мусорную свалку. «Только здесь и разбираться в вопросах бытия».
— Входите сюда, с отсюда видать машину, все-таки спокойней. Обедали? Честно? Тогда кофе?.. Будете так говорить, я не поверю, что в тот раз вам понравилось!.. Господи, боже мой!.. Какие хлопоты? Как будто это не кофе, а я не знаю что!