Время любить

Козлов Вильям Федорович

– Послушай, мне не хочется ехать на этом монстре, – плачущим голосом произнесла Мария. – К нему даже страшно подойти.

Грузовик как раз в этот момент, будто обидевшись, громко выстрелил из выхлопной трубы.

– Ты недооцениваешь мой «газон», – заметил Андрей. – Сиденья мягкие, есть даже подвесная койка…

– Где ты его взял? Пока не скажешь правду, не сяду.

– Меня попросил один мой хороший знакомый отогнать его после капиталки в Климово. Не мог же я отказать приятелю? И все равно ведь на

чем-то нам нужно было добираться до Андреевки.

– Твой хороший знакомый не мог предложить чего-нибудь получше? Например, автобус «Икарус» или, на худой конец, вертолет?

Андрей нагнулся, подхватил девушку и вместе с сумкой понес к распахнутой дверце пофыркивающего грузовика.

– Мой знакомый пока еще не министр, а всего-навсего главный инженер авторемонтного завода, но, если ты хочешь, я познакомлюсь с министром гражданской авиации.

– Я не люблю на самолетах летать, – обхватив его за крепкую шею, проговорила Мария. Она улыбалась, покачиваясь на его руках.

Когда они миновали пост ГАИ на Московском шоссе и Андрей прибавил скорость, Мария заметила:

– А здесь и вправду хорошо… Такое ощущение, будто паришь в воздухе над всеми другими машинами.

– Ты что, никогда не ездила на грузовиках? – покосился он на нее.

– У папы «Волга», у моих знакомых – «Жигули», да и ты ко мне раньше приезжал, по-моему, не на грузовике…

– Я все забываю, что твой папа – шишка! – усмехнулся он.

– Не шишка, а известный филолог, – сделала вид, что обиделась, Мария. – Ясно, товарищ водитель грузовика?

– Как правило, громкими именами родителей дети прикрывают собственное ничтожество, – заметил он.

– Если ты имеешь в виду меня, то я еще просто-напросто никто, – не обиделась Мария. – Я студентка второго курса Ленинградского университета. И получится из меня филолог или нет, не знает никто, в том числе и я сама.

– Папа знает, – продолжал Андрей. И непонятно было, всерьез он или разыгрывает ее. – Он же устроил тебя в университет? И именно на филологический факультет?

– Представь себе, сама прошла по конкурсу, – с вызовом сказала Мария.

– Ты ведь не знаешь, какие меры предпринял твой папочка. Надавил на какие надо пружины – и ты прошла. Не прошла, а пролетела!

– Ты думаешь? – вдруг опечалилась она. – А я-то полагала, что я сама.

– Ладно, я треплюсь, – смилостивился Андрей. – Может, твой отец честный, справедливый, принципиальный… Как мой.

– Ты любишь своего отца?

– Я восхищаюсь им. Он никогда меня пальцем не тронул, не тыкал никуда носом, не поучал, не читал нотаций, а теперь с гордостью утверждает, что воспитал себе достойную смену. А я как-то не заметил, чтобы он меня воспитывал.

– Действительно, твой отец – замечательная личность! – сказала она. – Если ты в детстве не замечаешь, что тебя воспитывают,

так это и есть самое умное, тонкое воспитание…

– Надо же! – покосился Андрей на девушку. – Какие вы там, в университете, все вумные…

– А ты разве не там, не в университете?

– Я забыл тебе сказать – я ушел с четвертого курса, – небрежно уронил он. – Перешел на заочное отделение… Решил поездить, осмотреться, так сказать, пощупать все, что нас окружает, руками…

– Ты опять меня разыгрываешь? – надула она пухлые губы, отчего лицо у нее стало совсем как у маленькой обиженной девочки.

– Точно так же мне сказала и мать, когда я ей сообщил об этом.

– А твой мудрый, тонкий, умный отец?

– Он ничего не сказал.

– Ничего-ничего?

– Он спешил как раз туда, куда мы сейчас с тобой едем, и произнес лишь одну-единственную фразу: «Павлинами рядиться медведям не годится». Второй день ломаю голову: что он этим хотел сказать?

– «Павлинами рядиться медведям не годится…» – раздумчиво повторила Мария. – Очевидно, пословица, а как вот ее к твоему дурацкому поступку применить, я в толк не могу взять.

– Дурацкому?

– Разве умно уходить из университета накануне его окончания?

– Не повторяй слова моей матери, а то я в тебе разочаруюсь, – сказал Андрей.

– Тогда скажи, куда мы все-таки едем на этой замечательной громадине с подвесной койкой и зачем.

– Ты же сама говорила, что со мной в огонь и в воду, – улыбнулся он.

Когда Андрей улыбался, лицо его становилось мягким, добрым, а серые глаза сияли. В самом центре зрачка вспыхивал острый огонек, от которого разбегались зеленоватые лучики.

– Секрет?

– Никакого секрета нет. Просто каждый год все мы из клана Абросимовых по традиции собираемся в Андреевке седьмого июня.

– Чем же знаменательна сия дата?

– У моей бабушки, у тети Гали и у полковника в отставке Дерюгина седьмого июня день рождения. Кстати, я тоже родился в июне, только не седьмого, а десятого. Правда, свой день рождения я никогда не праздную…

– Почему?

– Я еще не уверен, что мне вообще следовало родиться, – ответил он и даже не улыбнулся.

Мария скосила на него свои большие глаза, они у нее были прозрачными, с голубизной. Иногда в гневе темнели, а голубизна превращалась в синеву.

– Я и не знала, что ты так строг к себе, – после паузы сказала она. – Ты мне всегда казался самоуверенным, сильным, умным…

– Все мы кому-то кем-то кажемся, а на самом деле даже себя как следует не знаем.

– Ты действительно сын своего отца – оба говорите загадками.

– Может, мне следовало поступить на философский факультет? – думая о своем, обронил Андрей. – Правда, философов, подобных древним грекам, нынче не стало…