Время меча
Шрифт:
Элина, хотя и согласилась с Эйрихом насчет невозможности немедленных действий, отнюдь не была настроена на элегический лад.
— Как вы только не испугались эту псину, — сказала она. — Я думал, она вас на куски порвет.
— Мой народ всегда ладил с животными, я ведь уже говорил. Хотя луситы и муштровали собак, чтобы травить нас… — эльф зябко передернул плечами.
— Люди в состоянии испортить все, к чему прикасаются.
Пощипывая траву, к ним подошел молодой барашек. Йолленгел погладил его по холке. Элина тоже провела рукой по теплому курчавому боку, но, под воздействием слов Йолленгела, тут же представила себе этого барашка шипящим на вертеле над огнем. Может быть, уже сегодня вечером — кто знает? Уж явно не овцы, пасущиеся на сочном лугу под ярким весенним солнцем, охраняемые от всех бед и тревог
Точно люди в эпоху магов.
Старик со своим посохом и горделивой неспешностью движений даже походил на одного из тех древних чародеев, в узком кругу себе подобных решавших судьбы всего мира. Правда, подвластных им людей в конце пути не ждали нож, холодной болью вспарывающий горло, и жадный огонь очага. Или порою все-таки ждали? Если маги разрушили непокорную страну Зурбестан, истребив всех ее жителей до последнего — сколько раз еще они могли так поступать?
Элина впервые задумалась о том, что эта таинственная страна, единственный раз упомянутая в ее присутствии около года назад, должна, по идее, находиться где-то не так уж далеко отсюда.
Кишлак располагался двумя террасами на склоне горы, в окружении зеленеющих виноградников. В нем было две дюжины невысоких, сложенных из неровных камней домов; семьи у горцев были большие, и население переваливало за полторы сотни человек. Они жили очень обособленно — примерно как луситы в своих глухих лесных деревушках; лишь изредка кто-нибудь из селения спускался в долину или навещал другой кишлак, а многие, в особенности женщины, выданные за односельчан, за всю свою жизнь едва ли отходили от дома больше чем на милю. Однако люди эти вовсе не выглядели дикими и угрюмыми нелюдимами; в этом гости могли убедиться в первый же вечер, когда на празднике, устроенном в их честь, гуляло полкишлака. На шампурах ароматно дымились сочные куски шашлыка, в глиняных чашах плескалось кисловатое красное вино (Элине тоже пришлось пить, чтобы не обидеть хозяев — впрочем, вино было совсем некрепким), юноши в бараньих шапках и девушки в белых платках танцевали зажигательные туземные танцы под музыку длинногрифых трехструнных инструментов и звон бубнов. «Неужели все это лишь потому, что Йолленгел понравился собаке пастуха? „ — удивлялась Элина. Вскоре она получила ответ на свой вопрос — Эйрих, уже достаточно бойко болтавший с туземцами, объяснил своим спутникам, что горцы вообще почитают гостей, столь редких в этой глуши. Впрочем, собака тоже сыграла свою роль — благодаря ей они сразу же приобрели расположение ее хозяина, а Кайсы-ака (что значило «дедушка Кайсы“) был одним из самых уважаемых людей в селении. Элина едва не прыснула. Простой пастух — один из самых уважаемых? На Западе даже и среди крестьян эта должность не была почетной; нередко ее исполнял какой-нибудь деревенский дурачок. Здесь же, напротив, уединение и размышление, в которых проходят дни пастуха, считались залогом мудрости — не говоря уже о солидном жизненном опыте таких, как дедушка Кайсы.
Графиня подумала, что Артен, должно быть, презрительно усмехнулся бы, услышав о мудрости в таком контексте. Для него мудрость была связана со старинными фолиантами на бронзовых застежках, со стройными рядами математических формул, бегущими из-под тонкого пера, с закопченными тиглями и пузатыми ретортами, тускло поблескивающими в полумраке лаборатории. А здесь — какие-то горцы, не умеющие ни писать, ни читать. Вполне возможно, впрочем, что Артен прав. Для гостя со стороны на первый взгляд жизнь горцев кажется протекающей в гармонии с миром, но Элина (не говоря уже о принце), пожалуй, взвыла бы от скуки в такой гармонии уже через несколько недель. Да и что это за мудрец, который принимает незнакомых чужестранцев за друзей лишь на том основании, что так решила его собака?
Эйрих меж тем не терял времени даром и продолжал наводить справки. Позже, когда веселье, наконец, закончилось, и трое пришельцев лежали на мягких овечьих шкурах в выделенной им комнате, он рассказал, что ему удалось узнать.
Башня была достаточно старой, но, как и ожидалось, не заброшенной. Там располагался некий пост хурданистанских солдат — так что гипотеза о ключевой роли правительства Хурданистана в нападении на тургунайскую экспедицию становилась все более бесспорной. Солдаты и горцы не вмешивались в дела друг друга, а, напротив, придерживались равноправных торговых отношений — горцы поставляли в башню продовольствие, главным образом мясо, а взамен получали железо (когда сразу в виде оружия или инструментов, когда
— просто бруски) и, изредка, какие-нибудь другие товары, которые им было бы затруднительно самостоятельно произвести у себя в горах. Деньги в подобных сделках использовались крайне редко; многие жители кишлака за всю жизнь ни разу не держали их в руках — им это было просто ни к чему. Это огорчило Эйриха; он возлагал определенные надежды на полученные в Керулуме монеты, которые — золото везде золото — должны были цениться и в Хурданистане. В общем и целом выходило, что горцы не станут выступать на стороне солдат, но не станут и ссориться с ними без нужды.
На прямой вопрос Эйриха о численности гарнизона жители кишлака не смогли ответить, однако он распросил, как часто и сколько провизии поставляется в башню и понял, что там должно находиться, по меньшей мере, человек пятнадцать. Для просто захолустного сторожевого поста — многовато, а для охраны важных пленников — скорее мало. Впрочем, если солдаты торговали (точнее, обменивались) не только с этим кишлаком, число могло возрасти в несколько раз. Вероятнее всего, так оно и было, ибо сделки носили достаточно нерегулярный характер. Эйриху удалось выяснить и другую, не менее важную информацию — в прежние времена контакты с обитателями башни были еще более редкими и вышли на нынешний уровень лишь около года назад. Видимо, еще до того, как состоялось нападение на тургунайцев — и это логично, операция готовилась загодя. Впрочем, горцы ничего не говорили о крупных вооруженных формированиях в этих местах — а Эйрих уже знал от Элины, что эскорт экспедиции исчислялся сотнями солдат; соответственно, силы нападавших должны были быть сопоставимыми, и спрятать в башне такую армию было явно нереально. Очевидно, удар был нанесен из другого места, а сюда лишь доставили пленников.
— Не знаю, зачем им понадобился Артен и этот тургунаец, — сказала Элина, — но странно, что после такой масштабной операции их не доставили в столицу, а столько времени держат в глуши совсем рядом с границей.
— В этом есть свой резон, — ответил Эйрих. — Ценную вещь надо прятать там, где никто не догадается ее искать. Нападение на тургунайцев произошло, скорее всего, не на территории Хурданистана, а севернее. Но хан, полагаю, не настолько глуп, чтобы не заподозрить неладное и не сунуть нос в Хурданистан — как официально, так и неофициально. А Хурданистан не настолько силен, чтобы этому реально воспрепятствовать. Полуразрушенная башня, затерянная в горах, в этом случае выглядит надежнее, чем подземелья столичной тюрьмы.
«Если не учитывать возможности магии», — подумала Элина. Впрочем, противник их, похоже, учитывал. Графиня не могла понять только одного — неужели во всем Хурданистане не нашлось чародея достаточно сильного, чтобы сделать блокировку непробиваемой? Так или иначе, она решила пока больше не прибегать к магическим приемам, дабы не светиться перед другой стороной; они отыскали башню, и теперь настало время других, более надежных методик.
Время меча.
Графиня проснулась и тут же вновь зажмурилась от солнечного луча, стрельнувшего в приоткрытый глаз через квадратное оконце. Было, должно быть, около девяти утра; после вчерашнего пира Элине хорошо спалось. В комнате никого больше не было. Графиня натянула сапоги, застегнула непременный пояс с ножнами и вышла во двор.
Там она застала Эйриха; голый по пояс, он упражнялся с мечом. Чуть в отдалении, у живой изгороди, стояло несколько мальчишек, уважительно наблюдая за гостем.
— Доброе утро, Эрвард, — он сделал шутливый выпад в ее сторону.
— Присоединяйтесь!
— Только умоюсь, — ответила Элина. — А где Йолленгел?
— Ушел на рассвете вместе с Кайсы-ака.
— Куда? — изумилась Элина. — Он ведь даже не знает местного языка!
— Овечьего тоже, — усмехнулся Эйрих. — Впрочем, овцы, кажется, его понимают. Он действительно умеет обращаться с животными… Похоже, Йолленгел заново открыл для себя горы — с тех пор, как перестал их бояться. Впрочем, весна в горах — действительно недурное время, а разбойников в окрестностях не водится. Если Йолленгелу хочется погулять по лугам, я вполне могу его понять и тем паче не стану препятствовать.