Время «мечей»
Шрифт:
В кабине кисло воняло сгоревшей взрывчаткой и обгорелым мясом. Искореженная раздвижная дверь в салон не закрывалась. Не заглядывая туда, Володя занял свое место. Двигатель не подвел, недаром он всегда заботился о материальной части. Подскакивая на неровностях дороги, вездеход быстро набрал скорость. Все шло хорошо. Только отвратительный запах человеческих внутренностей вызывал рвотный рефлекс.
«Ничего, – думал Володя. – Сейчас поддам скорости, и весь запах из кабины ветром вытянет. Главное – отсюда убраться поскорее. Этот мужик правильно говорил: в тайге они сесть не смогут,
Плавный ход мыслей был прерван неожиданным препятствием – таёжную дорогу преградило сваленное дерево.
«Засада?! Исключено, «гоблины» бы никак не успели сюда добраться!»
Держа карабин наготове, он выбрался наружу, осторожно подошел, осмотрел преграду, особенно обратив внимание на основание. И с облегчением перевел дух: дерево не спилили и не срубили – оно просто сгнило! И убрать его будет довольно просто: подцепить тонкий конец крюком лебёдки и оттянуть в сторону…
И тут он почувствовал опасность – кто-то пристально смотрел ему в спину! Резко развернулся… и обомлел: в пяти метрах сзади стояло огромное лохматое чудовище. Медьвак! Он мгновенно вскинул карабин и, не целясь, выстрелил.
Громкий рев ярости и боли разнёсся над тайгой, медьвак вздыбился на задние лапы и, раскачиваясь, двинулся на человека. Ростом зверь был более двух метров. Из оскаленной кроваво-красной пасти торчали огромные клыки, с них стекала слюна и скатывалась на бурую шерсть. Володя прицелился прямо в раскрытую пасть, но справа и слева налетели еще два медьвака. Они действовали согласованно, как люди. Карабин отлетел в сторону, Володя опрокинулся на землю, раскрытая пасть надвинулась, обдавая зловонным дыханием…
«Всё-таки они умные», – успел подумать Володя, и это была его последняя мысль. Медьваки мгновенно разорвали его на куски.
Почти сразу после взлета Карим почувствовал жуткую слабость во всём теле.
«Это от усталости и нервного напряжения, – подумал он. – Так бывает: когда сделано что-то трудное и можно расслабиться, организм, работавший на пределе, отключается для отдыха. Но ещё нельзя расслабляться. И ещё не предел»…
Карим опёрся спиной о дрожащий борт вертолёта и закрыл глаза. Но тут же почувствовал, как ком тошноты подкатывает к горлу, его вырвало. Нет, что-то не то…
– Начальник! Экипажу плохо, нужно садиться! – крикнул кто-то из кабины пилотов.
Ответа не последовало. Карим с трудом повернул голову и взглянул на Наби. Тот был красный, как варёный рак, его тоже вырвало. И «гоблины» потеряли обычный грозный вид и находились в таком же беспомощном и неприглядном положении. Неужели?!
Карим с ужасом смотрел на исцарапанную желтую бочку со знаками радиоактивности, надежно принайтованную к борту. Сейчас они казались символами смерти – черепа и скрещенные кости… Да, другого объяснения нет! Они хотели использовать спрятанную за желтыми стенками чудовищную энергию, чтобы уничтожить тысячи людей, но затаенная смерть каким-то непостижимым образом обернулась против них самих!
Первым непорядок заметил диспетчер Северо-Восточного Центра управления воздушным движением.
– Борт «В-120», Омская зона, чартер для геологов, – доложил он начальнику смены. – Беспорядочно меняет курс и эшелоны!
– Запросите состояние экипажа и разведите рейсы на прилегающих маршрутах! – приказал начальник.
– Внимание, «В-120», я ЦУВД, почему меняете направление полета? – запросил диспетчер.
– Экипажу плохо, внезапная болезнь, – с трудом произнося слова, ответил пилот.
– Постарайтесь посадить машину!
– Постара…
Пилот действительно был очень хорошим. Он еще сумел выбрать подходящую поляну и, резко снизившись, довольно жестко посадил машину. Но выключить двигатель уже не сумел. Вертолет стоял на земле, а винт продолжал крутиться до тех пор, пока не кончилось горючее. За все это время люк так и не открылся и из машины никто не вышел.
Большая комната была пуста. Только полуразвалившаяся печь в углу, да грубая, длинная и широкая лавка под окном. Холодно, сыро, пахнет нежилью. Здесь, в заброшенном доме посредине медьвачьих владений, предстояло провести ночь. Иван Степанович подпер палкой дверь и осмотрелся.
«Иконы обычно вешали в пятом углу, – пытался освежить бывший коммунист Мончегоров свои религиозные познания. – Этот угол еще называли красным».
Никаких икон тут, конечно, не было. Целомудренные по нынешним временам страницы из старых журналов с девушками в купальниках, прилепленные к одной из стен, на роль икон явно не подходили. Иван Степанович отвернулся от бесстыжих девиц и, как мог, перекрестился. Потом надел все теплые вещи, которые нашлись в рюкзаке, закутался в плащ-накидку, лег на лавку и мгновенно заснул. Ни голод, ни холод, ни страх перед медьваками, ни жесткое ложе не смогли победить усталость.
Проспал он почти сутки. Когда кто-то поскребся в дверь, он в ужасе вскочил, хватаясь за нож. Солнце стояло уже высоко, и он чувствовал себя отдохнувшим. А за дверью стоял не медьвак, а Пелагея – та женщина, которой он когда-то помог привезти бревна.
– Я тут тебе поесть принесла, – она выложила на подоконник три еще горячих вареных картошки, краюху хлеба, рядом поставила пол-литровую банку с молоком. По местным меркам это было богатое угощение.
– Спасибо, – растроганно поблагодарил Иван Степанович, жадно набрасываясь на еду.
– Видать, устал сильно, – посочувствовала Пелагея. – Уже полдень скоро…
Он кивнул.
– А ты что, жить у нас собрался?
– Да нет… Как тут жить? – с набитым ртом ответил Мончегоров, обводя рукой пустую комнату.
– Вот и хорошо! – махнула рукой она. – А то мужики недовольны… Поешь и иди себе с Богом! От греха…
Идти ему было некуда. Но раз местное население так настроено…
– Спасибо, – повторил он, на этот раз с сарказмом.
Но Пелагея сарказма не заметила.