Время - московское!
Шрифт:
— Прямо роман.
— Берите выше. Эпос!.. Но — вернемся к теме. Вы не заметили каких-либо странностей в поведении Станислава Песа накануне вашего побега? Как вам кажется, почему он вообще решил составить вам компанию?..
Наш разговор о Станиславе Песе я опускаю. Иванов все равно не открыл мне причину своего любопытства, а ответы на его двадцать два невероятно скучных вопроса втиснуть в эту запись не представляется ни возможным, ни осмысленным. Насколько я понял, Иванов полагал, что Пес — агент некоей сторонней силы, и для этого у него имелись основания…
Но какой? Да какая
Следующая порция вопросов, заданных Ивановым, была посвящена клонской базе на Фелиции.
Тоже ничего интересного. Я вообще не понял, зачем Иванов их задавал, ведь он располагал множеством разнообразных кадров такого качества, что, казалось, он лично облазил всю Вару-8 с видеоаппаратом.
— Откуда у вас все это? — полюбопытствовал я, устав от его вопросов. — Вы были на Фелиции?
— После начала войны — не доводилось. Но там недавно побывали другие наши сотрудники… Кстати, если вам интересно, нашелся экипаж «Мула».
— Да вы что?!
— Представьте себе. Их спасательный бот приводнился в двух сотнях километров к востоку от залива Бабушкин Башмак. Несколько дней они дрейфовали в океане. Потом их сигнал SOS был наконец принят муромским фрегатом «Хозяин». Конкордианских звездолетчиков подобрали — везучие сукины дети! Собственно, во многом благодаря старшему лейтенанту Нуману Эреди, командиру «Мула», я и оказался здесь.
— Как я теперь понимаю, на орбите Грозного «Мул» подвергся атаке ягну, которая заставила буксир срочно убраться в район Фелиции?
— Именно это и рассказал Эреди. Без слова «ягну», разумеется. Его показания заставили нас сразу же заинтересоваться Грозным… К сожалению, у нас сейчас большие проблемы организационного плана… Далеко не сразу мне удалось выбить у начальства авианосец и пилотов…
Иванов примолк и, взявшись обеими руками за массивный подстаканник, выпил до дна свой черный напиток (который я по-прежнему отказываюсь называть чаем) в несколько больших, жадных глотков.
— Ну что же, господин Эстерсон… Я к вам вопросов больше не имею. Теперь перейдем к более приятным вещам…
Сказав это, Иванов посмотрел на меня так кисло, что мне показалось, будто я ослышался и на самом деле речь пойдет о вещах крайне неприятных.
— …Как вы, наверное, догадываетесь, в Южноамериканской Директории вы были заочно приговорены к пожизненному заключению. Но, учитывая экстраординарный характер услуг, оказанных вами России и Объединенным Нациям в целом, на этот приговор можно… как бы помягче выразиться… можно будет впредь не обращать внимания. Но тут возникает вопрос: вы, господин Эстерсон, где хотите оказаться? В родной Швеции или в каком-либо другом месте?
— Я… Это необходимо решить прямо сейчас?
— Желательно. Я должен буду что-то определенное сообщить начальству уже сегодня. А оно, в свою очередь, предпримет кое-какие действия… Чтобы, оказавшись в Европе, вы не стали жертвой того или иного юридического недоразумения.
— А что, они возможны? Недоразумения?
— К сожалению. Положа руку на сердце, скажу, что Европа для вас нежелательна… Конечно, как мы в Москве решим, так в Берлине и сделают, но все-таки европейцы, с их благоговением перед буквой контрактных отношений… В конце концов, у вас могут возникнуть трудности с работой, и тут уже мы сильно давить на ваших потенциальных работодателей не сможем. Незаконно это будет, понимаете? — Иванов скроил такую гримасу, будто сказал: «Иногда лягушек приходится есть сырыми, понимаете?»
— А Россия? Могу я рассчитывать на Россию? В смысле, жить в ней?
Иванов удовлетворенно кивнул. Он явно подводил меня именно к этому решению.
— Это было бы проще всего. Тем более если бы вы пожелали продолжить карьеру конструктора, наш Совет Обороны мог бы сделать вам очень интересное предложение…
— И с этим тоже надо определиться прямо сейчас? Насчет конструктора?
— Нет, это может подождать.
— Тогда решено: Россия.
(Должен сказать, что из числа решений, которые принято называть «судьбоносными», а таких я в своей жизни принял штук шесть-семь, это далось мне легче всего.)
— Отлично. Вам надо будет подписать пару документов, но это вы сможете сделать и на борту фрегата «Ташкент»… Вы что-то хотите спросить?
— Да. Собственно, я так и не понял: почему вы приняли решение полностью эвакуировать Грозный? Если ягну потерпели поражение, то почему бы им просто не убраться из системы Секунды?
— Вам что — никто так и не удосужился объяснить?
— Мне интересно услышать именно ваше объяснение. Вы же самый компетентный специалист по ягну… Или все-таки Йозеф Цирле?
Не скрою: унылая физиономия Иванова крепко действовала мне на нервы. И, конечно же, Цирле я упомянул не случайно.
Пожалуй, мне удалось его растормошить: Иванов изобразил нечто вроде скептической ухмылки.
— Цирле талантливый импровизатор. Интеллектуал… Товарищ надежный, проверенный… Но все-таки мой отдел разрабатывает тему ягну с прошлого апреля, а Цирле первый раз увидел представителей этой расы пять дней назад. Так что, смею вас заверить, ваш вопрос попал по адресу. Отвечаю: решение об эвакуации Грозного принято не мною и даже, в известном смысле, не Советом Обороны. Это, как вы выразились, «решение» фактически является главным содержанием наших обязательств перед ягну. В официальном коммюнике для прессы, конечно, будет дана другая трактовка событий, но де-факто наши инопланетные недруги… или лучше сказать оппоненты, Грозный все-таки захватили. А обстоятельства сложились таким образом, что и де-юре мы вынуждены признать права ягну на всю систему Секунды… Точнее, на переработку системы… Если можно так выразиться.
— Но ведь вы могли бы, подтянув сюда несколько авианосцев с тремя-четырьмя сотнями «Дюрандалей», разбить ягну наголову?
— Я бы выразился осторожнее. Мы могли бы нанести им такой урон, который, в категориях этики ягну, стал бы для них несмываемым позором. Собственно, этот фактор потенциальной угрозы с нашей стороны, этот блеф под названием «Тысяча «Дюрандалей»», и сделал возможным наше соглашение.
— Почему блеф?
— Потому что Генштаб не смог бы выделить сейчас и авиаполка. Полк — это тридцать шесть машин, если вы не знаете. Не до Грозного всем, понимаете?