Время нас подождёт
Шрифт:
Как я мог не дойти?!
Что было силы я заспешил к дому. А он придержал меня за рукав:
— Ты не спеши. Ты потихоньку.
— Я не могу потихоньку, — чуть не плача сказал я. — Они же ждут… Я должен им сказать!
Он окинул меня внимательным взглядом, усмехнувшись в рыжие усы.
— Не беги. Я же вижу, что ты совсем устал. Побереги силы, Миша.
Потом он позвонил Юре и сказал, что мы скоро придём. В трубке я слышал взволнованный его голос, но попросить у Валерия Алексеевича телефон я не мог. Я сам волновался, и от этого мне было трудно идти.
— Может быть,
И я рассказал. Как все было, и про Перца, и про его компанию… Потому что — он может натворить бед ещё многим людям! Как я буду молчать? И прежде всего — Винтику, мальчишке из младшей группы… И Юре — у Перца же теперь есть его телефонный номер! И Кольке…
— Почему же ты раньше мне не позвонил? — с болью в голосе воскликнул Валерий Алексеевич, — Миша, чего ты ждал?!
— Я боялся, — виновато признался я.
— А сейчас? Сейчас не боишься?
— Нет. Я сейчас другого боюсь. — Я заглянул ему в глаза, стараясь прочесть хоть что-нибудь. — Я боюсь, что они не примут меня. Юра с Наташей.
С минуту он смотрел на меня, потом сказал твердо:
— Примут. Они тебя ждут.
— Но та смс-ка…
— Та смс-ка, признаться честно, нас запутала. Мы думали, что ты сбежал искать тех родителей…
Я непонимающе заморгал:
— То есть, как так?
— А я не знаю, — отозвался Валерий Алексеевич. — Тут уж ты, Миша, не сердись. Наташа сохранила страничку из живого журнала, с дневником твоей мамы. Кстати, как ты её разыскал?
Я помолчал, переваривая. Потом объяснил историю с медальоном и паролем от почты.
— Интересный факт, — пробормотал Валерий Алексеевич. — Не ожидал. Думал — это совпадение.
— Я тоже не ожидал, — признался я. И грустно добавил, — Только вот одного я не понимаю. Ведь и Перец, и его компания тоже были маленькими. А стали… такими. Как сделать, чтобы их не было? То есть, зла не было? В смысле, чтобы мои дети не становились такими?
— Учись делать добро, — просто сказал он. — И учи своих детей… Начинай с малого. Знаешь, — он вдруг улыбнулся. — Твои родители ждали, когда ты учился ходить. Один шажок, потом второй, третий… И не торопили тебя.
Я смотрел на плитки возле кинотеатра, фонари, которые, словно поймав последние солнечные лучики, начинали зажигаться сами, на длинную березовую аллею впереди, и — молчал. А Валерий Алексеевич неторопливо продолжал:
— Начинай с малых шажочков. Придет время, и ты научиться быть смелым, сильным, честным, привыкнешь поступать по-доброму, потому что просто не можешь иначе. И тогда зла рядом с тобою не будет… Все говорят, что время летит, жизнь — короткая. Но это не совсем так. Кажется, что оно летит, когда ты оглядываешься назад, в прошлое. А в настоящем — время ждёт, когда ты научишься делать добро. Потому что пока ты живёшь, оно подчиняется только тебе.
А потом… Знакомый подъезд, звонок в домофон, испуганный звонкий голос:
— Кто?!
— Наташа, это мы. Валера и Миша.
Ступеньки — как же их много — мелькают одна за другой… Старенькая дверь приоткрыта. Я оглянулся на Валеру, остановившись перед входом в квартиру.
— Иди, — взглядом успокоил он меня. — И ничего не бойся.
Я медленно, очень медленно потянул, гладкую блестящую ручку…
— Мишка!!!
Это Наташа — она уже стояла на пороге — растерянная, бледная, со встрепанными волосами. Увидев меня, она бросилась меня обнимать. Я заглянул ей в глаза: в синеве засветились счастливые солнышки.
— Господи, Мишка! — она отодвинула меня, посмотрела внимательно и снова прижала к себе. — Живой!
А бабушка стояла рядом и, гладя меня по волосам, шептала, чуть слышно:
— Солнышко… где ж ты был-то, солнышко?
Наконец я высвободился из объятий и, с замирающим сердцем, спросил:
— А… Юра, он где?
— Сейчас должен прийти. Он тебя все искал, — пояснила бабушка.
— Он к Коле пошёл, — сказала Наташа.
— Наташ, ты это… Ты меня прости, ладно?
Сказал — и почувствовал, как затрепетало мое сердце. Она слабо улыбнулась и, вдруг быстро отвернувшись, стала вытирать глаза. Наступила тишина. Такая, что было слышно, как тикает хронометр в соседней комнате. Мурзик, мягкий мой пушистик, вытирался о мои ноги. И в этой тишине очень громко и отрывисто зазвенел сигнал домофона.
Я оглянулся на приоткрытую дверь. Кажется, что мое сердце стучало, как наш хронометр. А потом я увидел Юрку.
Он стоял на пороге, в расстегнутой куртке, опустив руки. Похудевший, с заострившимися скулами, но с тем же лучистым взглядом карих глаз. Больших, недоверчивых, тревожных. Он стоял и смотрел на меня так удивленно, будто встретил какое-то невиданное чудо. А я смотрел на него и не двигался с места.
Тишина ждала.
Из окошка кухни робко золотили коридор янтарные лучи.
Кажется, что даже хронометр остановился, и секунды превратились в вечность. Они ждали.
— Миша… — выдохнул Юра.
И я вдруг шагнул к нему навстречу, и прижался к его мягкому свитеру. И услышал, как в груди у него отдаленными и уверенными толчками стучит сердце. Тук… Тук… И тогда я чуть слышно сказал:
— Юрка… Ты меня прости!
И почувствовал, как крепко он прижал меня к своей груди.
Глава 47.
Вместо послесловия.
Наверное, вам захочется узнать — смог ли я причаститься на следующий день? Я расскажу о нём коротко.
Я сам не знал — получится ли. Потому что когда меня посадили за стол, и накормили, я понял, что сидеть больше не могу, а хочу только спать. Даже сил рассказывать не было… Да и наверное, не нужно было в тот день говорить много. Мы говорили мало и понимали друг друга без слов.
Валера ушёл сразу, сказав, что ему нужно доделать ещё несколько дел. Только сегодня до меня дошло — каких… И я заволновался — за него, и даже попросил Юру позвонить и узнать как у него дела. А тогда… тогда я плюхнулся на свой любимый диван, успев только снять с себя всю одежду и вытянуться под одеялом, и ещё почувствовать, как прыгнул мне в ноги мой любимый Мурзик. Потом я заснул и спал так крепко, как никогда, за многие, многие месяцы. Наверное, так спят новорожденные младенцы.