Время новой погоды
Шрифт:
– А что, – задумчиво сказал он, вглядываясь в лица окружавших его друзей, – не устроить ли нам свое собственное шоу?
Все глаза уставились на него, ибо, хотя эта идея была вполне очевидна и напрашивалась сама собой, никому из присутствующих она и в голову раньше не приходила.
– Но как? – медленно проговорила Кроха. – Какое шоу?
– А я не знаю, – сказал Бадди. – Какое-нибудь новое, совсем другого рода. Какое даже и не изобрели еще. Новый цирк для нового мира. Мы смогли бы свободно создавать свои собственные новые номера…
– Малыш прав, – заметил Шпенёк, – мы могли бы создавать… как это говорится? Номера социальной знамочисти.
– Ты хотел сказать знаЧИМОсти, – поправил его Пенёк. – Но ты прав. Как насчет номеров, хоть как-то сохраняющих наше достоинство? Мне надоело, что на меня таращат глаза только потому, что я чуть-чуть не такой, как другие. И знаете, мое имя вовсе не Пенёк. Я – Джордж.
– Джордж? – переспросил Шпенёк. Все головы в фургоне повернулись к нему. – Ну а меня зовут Эдвин.
– Эдвин? – повторил Пенёк, и все головы снова повернулись к нему.
– А мое имя, – вставила Кроха, – Эйлин.
Это приостановило беседу на довольно долгое время.
– Во всяком случае, мы им всем покажем, – продолжал Эдвин-Шпенёк, – что уродцы – тоже люди.
– Да! – воскликнула Гермафродитти. – И мы сможем свои доходы передавать Очнутым!
– Если у нас будут доходы, – сказала Эдна.
– Я вижу день, – произнесла Присцилла-Предсказательница, приняв привычный мистический вид и поворачивая в руках хрустальный шар, – когда мы будем финансировать свой собственный протест.
– Да как же мы сумеем хоть когда-нибудь сделать такое? – спросил Джордж-Пенёк.
Присцилла изучала свой хрустальный шар.
– Я вижу, – сказала она, – очень глубокую дыру в земле…
– И что это должно означать? – спросил Эдвин-Шпенёк.
Предсказательница пожала плечами:
– Если будущее – не загадка, какой из него прок?
– С деталями мы сможем разобраться потом, – проговорил Бадди со своего поста у телевизора. – Самое важное – сделать это. – Однако глаза его снова были устремлены на экран.
– А что станет с другими номерами? – спросил Эдвин-Шпенёк. – С Летучими Братьями Фердыдурке? С Грустными Клоунами?
– Мы перетянем их на нашу сторону, – сказал Луиджи, рассеянно напрягая и расслабляя бицепсы. – А затем перетянем и правительство. А потом – всю Землю.
– Если те, кто состоит в организации «Очнитесь От Американской Мечты», могут это сделать, – сказала Гермафродитти, – то и мы сможем.
– Правильно! – в один голос воскликнули Ирма и Эдна.
– Да, – сказал Бадди. – Я абсолютно согласен. – Но он все еще не отрывал глаз от телевизионного экрана, где Ронда Джефферсон завершала свою речь.
– Вот это… – Бадди с трудом, сдавленным шепотом смог произнести свои слова. – Это… самая красивая женщина, какую я вжизни видел.
10. Министерство внутренних дел
Бумаги были повсюду, сложенные в стопки, которые почти доставали до потолка бывшей президентской приемной. Между ними оставалось всего несколько узких, извилистых коридоров. Помощник Президента, казалось, бесследно исчез: возможно, был просто погребен под этими бумагами.
– Министерство внутренних дел? – донесся голос откуда-то из бумажного лабиринта. – Но почему вы выбрали именно этот пост?
– Это вы, МакМиллан? – откликнулся Президент, пытаясь разобраться с ворохом бумаг, правда, без особого успеха. – Куда вы подевались, черт возьми?
– Я тут, у письменного стола. Во всяком случае, я надеюсь, что стол где-то здесь, под бумагами. – Послышался громкий шорох, и одна из стопок покачнулась. – Я просто спрашиваю, почему вы выбрали пост министра внутренних дел? Я хочу сказать, а почему бы вам просто не бойкотировать все это новое корпоративное правительство?
– У меня такое чувство, что лучше всего бороться с ними изнутри. – Бывший шеф приподнял новую пачку документов. – Давайте-ка посмотрим форму SP-90XT, «Мандат на передачу публичной власти». Как вы думаете, это для чего? В любом случае в качестве моего первого официального шага я хотел бы, чтобы вы начали процесс закладки нового памятника Истории Нации. Помните заброшенную ферму недалеко от границы Саскачевана, ту самую, что мы спасли, после того как получили тысячу двести писем от местных школьников? Рукописных. Поэтому письма и не попали тогда в руки Спецнесохранотдела.
– Вы имеете в виду Колпачное Ранчо? Когда это было? Пятнадцать лет назад?
– Что-то в этом роде, – сказал Спад. – Во всяком случае, в начале следующего месяца наша контора – оба кабинета – переедет в Долину Новой Надежды, на Ранчо Истории Нации.
– Оба кабинета? – спросил Хьюберт. – Но ферма давно заброшена, много лет. Мне известно, что нам удалось сохранить большую часть строений, но сейчас они, наверное, в ужасном состоянии.
– Не имеет значения, – сказал Спад. – Я всегда хорошо управлялся с молотком и гвоздями, хотя кому-то может показаться, что я хвастаюсь. Это будет прекрасной терапией для нас обоих. А пока у меня есть для вас небольшое поручение.
– И что это такое?
– Мне надо, чтобы вы кое-кого нашли. Человека, который когда-то там жил. Он ушел оттуда, когда бульдозеры двинулись на ферму. Ушел, как и все остальные. Не думаю, что хоть кто-то из них знает, что нам удалось спасти ферму. Ну, во всяком случае, о нем целую вечность никто не слыхал. – Спад потянулся за новой пачкой бумаг. – Его зовут Биби Браун. По слухам, он самый просвещенный человек во всей стране. Думаю, он будет нам очень нужен. – Спад глянул на новую страницу, которую держал в руке. – XL-40T, – громко прочел он. – «Корпоративная санкция на отправление правосудия Верховным Судом»…