Время новых листьев
Шрифт:
Какая гадость. Розовые змеи с эволюцией стали есть только яйца, забираясь в гнезда, проглатывая все яйца и переваривая их позже. Их назвали из-за того, как они выглядели, съев фальшивое яйцо. Если съесть сразу много таких яиц, вид после взрыва будет жуткий.
Эти яйца приносили не жизнь, а смерть.
Я вытащила блокнот и быстро нарисовала фальшивое яйцо.
— В Пайнвинде полно фальшивых яиц камышевки, но я впервые увидел фальшивые яйца выпи, — удивился Сатору, подставляя яйцо солнцу.
— Для яйца такого размера и птица должна быть большой,
— Нет. Она размером с тростянку, — сказал Шун.
— Откуда ты знаешь? — Сатору посмотрел на него.
Шун кивнул вперед. Увиденное удивило нас.
Мордочка выглядывала из-за камыша. Она напоминала цаплю, в клюве была зажата трава. Но глаза были красными, без век, чешуя покрывала морду, а от уголков глаз тянулись черные линии. Было понятно, что это не птица.
Тростянка медленно поползла по толстому стеблю. Многие тростянки были черно-коричневыми или зелено-коричневыми, но эта была светло-зеленой, как юный побег. Хоть клюв был почти таким же, как у птицы, все остальное осталось почти таким же, как у ее предка, желтой змеи.
Она строила новое гнездо, ловко вставляла прутики изо рта в разные места. Гнездо выпи было построено вокруг стеблей камышей, но гнездо тростянки было больше похожим на гнездо камышевки. Сходство запутывало.
— Фальшивое яйцо, наверное, от тростянки, у них есть привычка строить сразу много гнезд.
Я оглянулась на Сатору, он сунул фальшивое яйцо в сумку. В гнезде осталось только одно.
— Зачем оно тебе? — спросила Мария.
— Если не встретим взрывопса или злого миноширо, сможем написать об этом. Фальшивые яйца как у выпи довольно редкие.
— Но разве пропажа яиц не обидит тростянку?
— Они фальшивые, так что одного оставленного хватит. Пока гнездо не пустое, все в порядке.
Теория Сатору звучала неплохо, но если дело было в этом, разве тростянка не оставляла бы только одно яйцо?
Мне казалось, что змея с любопытной мордой была хитрее, чем мы думали.
Стратегией выживания тростянки был гнездовой паразитизм.
Гнездовой паразитизм включал паразитирующего родителя, подбрасывающего яйца в гнездо другого зверя. Яйцо быстро вылуплялось, и зверь выталкивал оригинальные яйца из гнезда. Как по мне, это было самое жестокое, что делали животные, чтобы выжить. В Африке были птицы, которых звали медоуказчик, и их птенцы рождались с крючками на клювах, чтобы убить птенцов, которым принадлежало гнездо.
В «Естественной истории островов Новой Японии» указывалось, что тысячу лет назад было всего несколько видов кукушек, паразитирующих таким образом. Но сейчас даже в этом районе, где звери заботились о потомстве, было еще больше желающих занять хорошее гнездо. Мир птиц был постоянной борьбой.
Тростянка строила правдоподобное гнездо с яйцами, ждала, пока птицы попадутся в ловушку. Она периодически проверяла гнезда в поисках новых жертв.
Я вспомнила модель скелета тростянки, который видела на уроке. Чтобы разбивать яйца, ее позвонки были толще, чем у других змей. Разбитую скорлупу она использовала для своих яиц. Из-за большого содержания кальция в теле ее яйца были прочными, потому маленьким тростянкам требовался клюв, чтобы пробиться.
Но до того дня я не знала, что она защищалась Рукой дьявола от змей, что ели яйца. Может, я спала, когда это рассказывали на уроке.
Если подумать, тогда мне было не по себе. Это был реальный пример адаптации и естественного отбора из учебника. Чтобы выжить, эволюционировала даже Рука дьявола.
Но мы снова поплыли по реке Тоно, и мои тревоги и сомнения унес приятный ветерок.
Близился вечер, мы выбрались из каноэ на берег. На песке остались слабые следы команды, что прошла тут до нас.
Сначала нужно было расставить палатки. Мы вырыли ямки для шестов из бамбука, привязали к ним ткань кожаными ремешками. Это было утомительно. Проще было бы сделать так, чтобы один удерживал в воздухе шесты и ткань, а другой их устанавливал.
Дальше шло приготовление еды. У нас было больше трех сотен килограмм припасов на каноэ, еды хватало. Мы собрали хворост и подожгли его проклятой силой. Мы наполнили котелок очищенной водой, рисом, овощами, мясом и прочими продуктами, чтобы сделать конджи. Хоть из приправ у нас были только мисо и соль, работа у всех вызвала аппетит, и мы быстро съели весь котелок.
Солнце село, пока мы ели, и теперь мы болтали у костра.
Та сцена осталась яркой в моей памяти. Я устала после дня активности, от дыма костра слезились глаза. Это было наше первое большое приключение вне барьера, и мы все были оживлены. Небо потемнело, огонь отбрасывал на наши лица красное сияние.
Честно сказать, я не помню первую половину наших разговоров. Я отлично помню наши разговоры днем, но темы интереснее, которые мы обсуждали ночью, не давались мне, словно те воспоминания испарились.
Тогда я была полностью сосредоточена на юноше по другую сторону костра.
— …не видела ни разу раньше, да, Саки? — вдруг сказал Сатору.
Что раньше не видела? О, хотя у меня был нейтральный ответ.
— О, кто знает?
— А? Так видела?
Мне пришлось покачать головой.
— Вот видишь, — заявил Сатору.
Я хотела возразить, но не знала, о чем он, так что ничего не могла поделать.
— Вот! — Сатору вдруг обрадовался. — Как-то раз мы с Шуном впервые увидели это, да?
Шун кивнул за костром. Я не помнила, когда они стали так близки.
— Наверное, это что-то важное, раз так хорошо защищено.
— Похоже на то. И вряд ли мы видели такое в школе Гармонии, — сказал спокойно Шун, чуть улыбаясь. — За дверью есть стена, так что, если ее открыть, внутренний двор не видно. И учителя всегда внимательны, когда открывают и закрывают дверь.
Они попали во двор? Я удивилась их смелости. Внутренний двор был квадратом, закрытым зданиями по сторонам, как было и в школе Гармонии, и Ученикам не запрещали туда ходить, но туда не выходили окна, и ни у кого не было желания идти туда.