Время Пасьянсов
Шрифт:
– Предъяву принимаю!
Шепоток пошел.
– И карту снимешь?
– Сниму!
– говорю твердо.
– Тогда подожди здесь, у нас обмозгон будет.
Понятно. Раскоронование не каждый день происходит, мало кто помнит, как это должно быть. Слинять? Шоферюга в сторонке стоит встревоженный. Мобилу показывает - поддержку вызвать? Еще не хватало!
Недолго копошились. Снова все вышли. Меня вперед запускают, а сами гуськом сзади. И червовые, вдруг, вся масть, нарисовались, окружили. Уже не вырвешься. Тихо. Ясно, почему тихо. Траур по пистолетчику. Собственной рукой
Еще от дверей вижу - что-то не так… Со всех шкафчиков картинки сняты, вроде как все раскороновались. Причем, не только наш ряд, но и у червовых. Со всех снято, а вот на моем висит… но не та вовсе. Я - туз бубен, козырный туз, а на дверце моей - Джокер! Карта такая, которая не только масти, не только пистолетчикам, но по всей Колоде старшая. Ходит, как хочет.
Молчу. Все молчат. А Туз червовый колоду протягивает.
– Расставляй остальным. По своему! Так, как считаешь нужным.
Расставил, как и ожидали. Сначала червовым, как у них раньше было, хотя была мысль - Десятку их на две ступени спустить. Показалось, вздохнули с облегчением. Потом свою масть стал короновать. Туза - Королю. Валета в Короли произвел. Десятка в вальтовые шагнула. И так далее, до самого седьмого номера. Вся масть в один день шаг сделала по линии. Когда такое было, чтобы разом? А никогда! Молчим… Событие! Уважать надо… Червовые тихо снялись, выскользнули. Тут я подумал, что в фойе дублировали они тот тусняк во все свои семь стволов. Не могли такое дело на самотек пустить. Колода мы!
Король… то есть - Туз он теперь козырный, объясняет негромко, без суеты:
– Насчет Джокера это не только мы, вся колода решила. Утром митигнули за Семеныча, потом, слово за слово, за тебя спор пошел. За Семеныча ты правильно отметился - всех завалил, о последствиях не думал. Два часа митрофанили, перетирали. Вот и клюнуло кому-то. Хором поддержали. Джокера тебе и Семенычу. Тебя уже три года никто подвинуть не может, про Семеныча и речи нет - один такой, другого не будет. Только два Джокера могут быть. Тут как бы и совпало. В общем, это вся колода решила, не наш междусобойчик. Решили, ходить вам вольно, как пожелаете. Крыть решения по Колоде.
Туз грустный. Давно меня подпирал, крепко, безнадежно. Но раньше вроде цель была, а теперь максимума своего достиг, шагать некуда. Я тоже, когда Тузом стал, не очень радовался. Вниз по лестнице старого туза пустил, и другие пнули - не заржавело - пока не ушел он полностью. Тот до последнего цеплялся. Я вот готов был в один день от всего отказаться, не цепляться, а куда шагнул?
Расчувствовался. Едва не посоленел, хорошо, отвлекся, вспомнил про шнурка, которому, буквально на днях, то же самое говорил, про - "вольно ходить". Спрашиваю:
– Кого седьмым номером думаете? Которого из всех шестерок? Перепляс им будем устраивать?
– Надо шнуров задачить…
– Где они?
– Полы моют.
– В курсе?
– Откуда - кто им скажет?
С сомнением экран морщиню. Чтобы шестерки, да не знали? Это когда такое событие? Полный переход по масти? Ой-ли… Они всегда в курсах.
– Хочешь пари?
– Тузу шепчу.
– Шнуркуются у дверей - уши прилипили.
– Вдарить, чтобы вынесло их?
– Не надо. Их день, их праздник тоже. Один сегодня в чистые вырвется. Сами-то определились, кого себе выдергивать?
– Устроим…
– Я уже! Доверяете?
Еще бы не доверили. Мою руку, глаз все знают. Ни разу не ошибся. Но мне сейчас
Вызвали шнуров, построили… Показал - которого наметил.
– Вот этот!
– Этот?
– смотрят недоверчиво.
Еще бы! Тир, пожалуй, не видел такого мелкого кандидата в цифровые. И такого линялого, потрепанного. Впервые разглядели. Да и я как-то раньше не пескоструил, все сквозь него смотрел. Сейчас даже мысль прокралась, а не лоханулся ли? Это в такой-то день! Еще и ведет он себя не правильно. Боится. То есть, это правильно. Шнурки должны цифровых и особо картинных бояться, но этот прямо вертится под взглядами, приседает. Нет достоинства в новом цифровом. Зашуган. Но тут вспомнил я, как его пистолет преображает. Еще раз вспомнил, как колодец он обстрелял. Подтверждаю твердо.
– Этот!
– А аргумент? С чем он входит? Он же босяк!
Это правильно сказано. У шестеры, когда в масть входит, должен быть запас скоплен на первое время. И также полагается обед всей масти в местной тошниловке выкатить. Либо поручиться кто-то должен за него. На себя все расходы взять.
– Крупно входит, мы так не входили.
Свой шкафчик открываю, цинк вскрытый достаю - показываю. Всем видно, там еще на половину коробок.
– Личный ствол свой - Макарыча!
– на него переписываю. Его теперь!
Вот хавальники поразевали
– Челюсти подберите, здесь не метено!
– говорю.
– Считайте, экзамен я у него принял самый полный. Значок свой отдал. Где значок, почему не таскаешь?
– На улице ношу.
– Цепляй! Не уколешься…
Шнурок, наконец, пробился происходящим, что не развод это, и застыл. Что видел? Что чувствовал? Кто знает?
– Как зовут Семерку?
Это Туз спрашивает. Раз спрашивает, значит, признал - коронует того в Семёры. Его масть, ему положено. Это ритуал. Сейчас ответит шнур, сдаст свое природное имя, и Семеркой бубновой станет. В масть войдет. Нет больше шнура! Принят в цифровые! Человек он теперь. Молчат все, каждый свое вспоминает. Это незабываемое - выходить в стрелки.
– Как зовут Семерку?
– Ириша…
– Как?!
– Что?
– Во, попадалово!
С этого тоже можно фотографию рисовать - кто как стал, и какие глаза выщурились, какие вылупились. Но куда такую фоту вешать? В сортир? Чтобы глянул - просрался?
Масть сурово молчит, гнедуще. Переглядываться стали. Потом кто-то прыснул, и прорвало. Кипятком стали исходить.
– Ну, Джокер! Ну, отмочил! Вот короновал - век не забудешь!
Точно кто-то в штаны натрусячил со смеху. Так ржали все, что пельмень рискнул голову сунуть - а Валет машинальность свою показал, не поворачиваясь, спичечным коробком ему прямо в лоб. Как сдуло того. Хорошая команда…
– И че теперь делать?
Вдуматься - кисляк ситуэйшен! Сейчас все вразнос пойдет. Не было такого в истории Тира.
– Шестерки - вышли!
Вымело их. Напуганы. Шнур коронованный за ними потянулся, уже вдогонку ему скомандовал:
– Семерка! Дежурить у двери, чтобы ухи не прилипли…
Поучилось, как будто это я его отправил. Обернулся он - глаза колодцы. В глаза стараюсь не смотреть. Такая безнадега там.
– По ту сторону подежурь. Понял, Семерка?
Специально опять его Семеркой называю. Чтобы врубился - кто он есть… пока. Но не въехал, чем грозит ему.