Время пепла
Шрифт:
Тонкость состояла в том, чтобы щипач и блоха как бы стихийно оказались прижатыми к цели толпой, при этом в один и тот же момент. Если двигаться слишком направленно или ретиво, кто-нибудь это заметит, а по улицам ходит стража.
Алис пробиралась сквозь толкотню, скользя и сияя улыбкой, будто в самый счастливый день своей жизни. В общем-то, не притворно. Эту часть дела она обожала. Оррел крутился, кружил, откатываясь, казалось, прочь, пока не столкнулся с кучкой молодых людей на пути. Рассеянно извинившись, он повернул обратно к девушке. Тоненький ножик с односторонней заточкой он прикрывал
Задачей блохи было отвлечь, щипача – забрать, а отходного – исчезнуть. Алис потянулась и резко похлопала девушку по правой груди. Неожиданное, непрошеное прикосновение проняло куда сильнее легкого тычка в руку, когда Оррел полоснул по завязкам браслета. Губы девушки стянуло в оскорбленном недоумении. Срезанную полоску обручья Оррел сунул неприметной тени, которой была Сэммиш.
Смена владельца прошла шустро и гладко и, что важнее всего, без единого взгляда подельников друг на друга. Алис продолжала двигаться прежним путем, Оррел – в свою сторону, а Сэммиш, пригнув голову, будто куда-то опаздывала, в третью. Все заняло меньше одного удара сердца. Работали они мастерски.
Если девушка поднимет тревогу, Оррел скинет заточку и изобразит непонимание. Пропавшего обручья у него нет. Алис ничего такого не сделала – просто вела себя слишком развязно, поддавшись духу празднества. Сэммиш уже затерялась в толпе. Вот она, красота умелой тычки.
По окончании наступал момент, когда жертвы осознавали, что лишились чего-то ценного. Они хватались за карманы, пытаясь нащупать только что лежавшие на месте деньги; пялились на мостовую – вдруг кошелек всего лишь выпал; уповали на то, что потерянное еще можно вернуть. Иногда их лица заливала ярость. Иногда кривило неверие. Изредка кто-то ударялся в смех. Но все их действия были искренними, от души, и именно эта искренность завораживала Алис.
Она оглянулась, надеясь не пропустить тот самый момент, но девушка так и стояла в толпе, не отнимая от груди руку. Алис хотелось, чтобы ханчийка осознала пропажу, однако та, тупо похлопав глазами, опять повернулась к своим подругам. Алис кольнуло досадой. Оголенное предплечье проскочило мимо внимания. Деваха небось не один час ничего не поймет.
Раздались выкрики стражников – не спутать, как лай злющих псов, – и в мимолетной панике Алис показалось, что их все-таки кто-то заметил. Попались. Но вооруженные, что пробивались сквозь толчею, носили красные плащи, а не городские синие с белым. Их бляхи на перевязях были серебряными и золотыми, а не из бронзы. Дворцовая стража расчищала путь среди толпы.
По которому ехал верхом новый князь.
Здесь был сам Бирн а Саль.
Осай а Саль – его дядя – княжил на протяжении всей жизни Алис, однако прошлое унесло его, как река палый лист. Нынешний князь не был юным, но не был и стар. Несколько десятилетий под его началом было вполне терпимо без особой натяжки. Если Бирн а Саль окажется мудр и удачлив, то запросто проправит весь отпущенный Алис срок.
Конь, что шествовал под князем, был бледен и горделив. В его гриву и хвост вплели золото с серебром, а попона сверкала, как речная гладь. Лицо у князя Бирна а Саля было квадратное, с прямым носом, напрочь не похожим на дядин. Темные волосы немного топорщились над челом, а подстриженной бороды слегка коснулись седины. Он был таким открытым и с такой готовностью улыбался, что сошел бы за человека куда моложе. Напор прихлынувшей толпы вытолкал Алис к дворцовой страже. Вокруг пусть не бушевал, но бурлил хаос теснящихся тел, и по-над ним величаво проплывал Бирн а Саль.
Позади правителя ехал еще один мужчина. Примерно того же возраста, с пепельно-каштановыми прямыми волосами. Алис не особо интересовала ханчийская знать, но было в нем что-то знакомое. Пусть не в чертах, но в выражении лица и манере себя подавать.
Она повернулась к немолодой женщине, которую напор зрителей выбросил рядом, – в льняном платье служанки из богатых районов Речного Порта.
– Кто это? – показала она, перекрикивая гомон давки.
– Молодой Карсен? Будь спокойна, к весне он будет вертеть половиной города. Этому-то бог улыбнулся.
Алис вылупилась на всадника, пытаясь лучше рассмотреть человека, которому улыбнулся бог. Пока эту мысль никак не удавалось сопоставить с увиденным. Их взгляды встретились. Пробежала дрожь, со странным ощущением, будто ее разоблачили.
Карсен кивнул ей, словно тоже узнал, а может, лишь потому, что пересекся глазами, из вежливости. Князь и его приближенный уже удалялись в сопровождении свиты – мужчин, женщин, конных и пеших, а Алис провожала их с замершим сердцем. И уверяла себя, что разнервничалась лишь потому, что обычно при тычке попасться на глаза означало беду. А в княжеском спутнике ничего зловещего не было.
Последними прошагали красные плащи, срываясь на бег к голове кортежа, чтобы расчистить путь на следующей улице, – двигались они четко и слаженно, как пристало лучшим ворам Долгогорья.
– Ты все? – Сэммиш подобралась незаметно и, стоя рядом, изучала ее тусклым, податливым взором.
– Вот еще! Тебя жду, – сказала Алис. – Где Оррел?
– На юге, – сказала Сэммиш, и обе двинулись туда, юркая в толпе, как рыбы, плывущие сквозь водяные заросли. – Сказал пробираться к Притечью, до театра. Университетские хлыщи наклюкаются и будут веселиться.
– У них денег меньше, чем у нас.
– Передаю его слова.
– Ну, хорошо. – Она сегодня и так уже перечила Оррелу. Пожалуй, надо быть благодарной за то, что он вообще не бросил тычку.
– Почему отказалась? – спросила Сэммиш, привлекая Алис поближе к себе.
– Отказалась от чего?
– От той девчонки с ожерельем, от Каны. Почему отменила тычку?
Алис на ходу пожала плечами.
– Народу много и так, нечего лезть на наших.
– Но ведь она больше не наша. Не долгогорка.
– Долгогорцы – навсегда долгогорцы.
Сэммиш повертела в уме эту мысль и кивнула. Долгогорье оставалось Долгогорьем всегда.
У каналов Притечья уличное движение поредело. В другие дни тут кишели бы грузчики с пристаней, сборщики податей, скрипели бы упряжи мулов. Но событие, исключительное в жизни города, опустошило площадь, закрыло порт и опечатало склады. Знакомый Китамар вернется завтра. Алис даже немножко соскучилась по обыденным будням – тому виной могла быть усталость. А может, это было предчувствием.