Время перемен
Шрифт:
— Порядок будет такой: вы тянете жребий, и определяете очередность речей. Каждый оратор выступает, покуда капает вода в клепсидре, — хронометр был продемонстрирован, его должно было хватит не более чем на четверть часа. — Потом — еще в течение такого же времени мы, — Вилле обвел жестом стоящих на помосте. — Мы задаем вопросы. После — очередь переходит к следующему оратору. Когда закончатся выступления и мы спросим всё, что захотим — саами разойдуться по домам, до завтрашнего дня. И завтра мы продолжим. Всё понятно?
Дождавшись согласия от каждого из участников диспута, вилле показал всем присутствующим
— Тяните!
Вперед кинулся Надод Пилтник, на ходу засучивая широкий рукав атласной пурпурной мантии, но не успел он сунуть руку в кувшин, как земля вдруг задрожала и стены Эдускунты заходили ходуном.
«Началось!» — подумал Аркан и потянул меч из ножен.
XVIII
Золотой дом содрогнулся, задрожал, как будто началось землетрясения. Слитный вздох сотен воинов раздался в тот самый момент, когда почти две дюжины бойцов из клана Поол вдруг буквально провалились сквозь землю — пол рухнул вниз, доски треснули, открывая зев внушительной ямины — точно такой, какую Рем видел у тракта. Там, внизу, уже слышались звуки боя, а точнее — избиения. На дне провала потрошили упавших внутрь воинов.
Первая растерянность схлынула, вожди Севера тут же взяли ситуацию в свои руки:
— К бою, Лебеди! — крикнул Корхонен, и клановые воины сплотились, обнажив оружие.
Следом пришли в себя и другие главы кланов — Линдстрём устремился к своим людям. Сорса напротив, призвал дружинников ближе к помосту…
Вдруг из ямы один за другим начали вылетать раскрашенные в синий цвет голые дикари с оружием в руках. Подброшенные в воздух неведомой силой, они рычали и выли, разбрызгивая слюну, и, приземлившись, тут же набрасывались на первого, кто попадался под руку, орудуя своими топорами и дубинами. Недостаток опыта и воинского умения они компенсировали яростью и нечеловеческой силой. Один из таких берсерков вломился в боевые порядки клана Ранта и принялся широкими, размашистыми ударами крушить строй кровных дружинников. Удары его тяжелой палицы, усиленной металлическим набалдашником, разбивали щиты, ломали руки и ноги, выбивали оружие…
И таких, впавших в боевое безумие воинов, был не один, не два — целых полтора десятка, не меньше… Кровавая вакханалия началась в разных углах главного зала. А из ямы уже сплошным потоком лезли синелицые — менее грозные, но более многочисленные, лучше экипированные и вооруженные… Спасало только то, что зев провала имел не такую уж и большую ширину, и враги выбирались по двое или трое бойцов за раз. Синелицые явно накопили большие силы — несколько сотен, если не тысяч воинов, но ввести их в бой единовременно не могли.
— Сплотить ряды! Сплотить ряды! — прогремел клич, и саами сбили строй, прикрывшись щитами, плечом к плечу с сородичами.
Отряды свободных семей и кланов действовали разрозненно — но это имело и свои преимущества! Небольшие группы тяжеловооруженных воинов создавали очаги сопротивления, слаженно уничтожали берсерков, стараясь не дать им прорвать строй. Шаг за шагом саами продвигались к границе провала, руководимые главами кланов.
На помосте в этот момент разворачивались не менее драматические события: как только вожди северян спустились вниз, чтобы возглавить своих воинов, из ямы в углу, как будто запущенные из катапульты, полетели сразу четверо голых синих берсерков. Трое из них, издавая горловые звуки, перемахнули через головы сражающихся и рухнули на доски помоста, устеленные пышными коврами. Еще один упал где-то в гуще сражающихся, и оттуда сразу полетели кровавые ошметки. Берсерки всё-таки были страшными бойцами!
Богословы повели себя диаметрально противоположным образом. Преподобный Надод Пилтник, размахивая рукава мантии подобно диковинное птице, бросился в бегство — прочь от провала и страшных врагов. Кардинал Амальрик замер недвижно, подобно статуе, сложив руки на груди и закрыв глаза, будто всё происходящее его не касалось. Только Флавиан занялся именно тем, что подобает священнику — начал молиться, уверенный в том, что о его безопасности позаботиться всемогущий Господь и два воина-ортодокса.
Три клинка на двоих сверкнули в воздухе ровно в тот момент, когда первый берсерк грохнулся на помост. Эдгар шагнул вперед, мечи в его руках, кажется, дрожали от нетерпения, жаждая крови. Обнаженный безумец взревел и кинулся навстречу воину, размахивая секирой. Он был на две головы выше и гораздо крупнее рыцаря-ренегата, но на лице дю Валье не дрогнул ни один мускул: короткий выдох и росчерки стали — один за другим.
Плоть — это плоть, а сталь — это сталь. Эдгар дю Валье нарубил берсерка на крупные куски, как разделывают свиную тушу на колоде мясника, в считанные мгновения. Хладнокровие и мастерство против дурной ярости и недюжинной силы… Крутанувшись в пируэте, двурукий воин облегченно выдохнул: Флавиан был под надежной защитой младшего Аркана.
Рем встретил второго раскрашенного молодчика стремительным броском кистеня в лицо. Цепочка, закрепленная на левом запястье, имела на своем конце увесистое било с угловатыми гранями. Длины в два локтя хватило, чтобы прилет в самую переносицу пришелся на безопасной для Аркана дистанции. Берсерк замер, ошеломленный ударом, мотнул головой. Рем рубанул мечом сверху вниз, мечтая раскроить врагу череп, но тот успел подставить крепкую дубину, и отдача едва не отсушила парню руку. Безумец взревел, его лицо и грудь были залиты кровью… Сосредоточившись на клинке молодого аристократа, он позабыл о подлом оружии, которое уже цепляло его лодыжку!
Аркан изо всех сил дернул левой рукой, чувствуя, как больно впивается наруч в запястье — но это того стоило! Противник грянулся на помост, и несколько колющих ударов в брюшину заставили его отползать в ужасе, по луже собственной крови. Сталь есть сталь! Но, помня о чудовищных существах с другого берега Последнего моря, Рем снова и снова рубил берсерка, пока не превратил его в окровавленное месиво. Еще бы поджечь… Но на дощатом помосте это было бы весьма опрометчиво.
— И свет во тьме светит, и тьма не объяла его! — раздался вдруг зычный голос Флавиана, и разом все свечи и лампы и факелы в главном зале Золотого Дома вспыхнули немыслимо ярко, и многоголосый рёв боли, который издали синелицые, послужил сигналом для саами.