Время перемен
Шрифт:
Наконец пришёл Трофим, что-то бурча себе под нос. От закрытых ставен в комнате сразу потемнело. Мог бы и сам закрыть, но помаленьку вживаюсь в роль. В том, что дует, по большей части, сам виноват. Не трогал бы окошки, не дуло бы. Нет, надо посмотреть, что там на улице. Не откроешь, не увидишь. Слюда только свет и пропускает. Сквозняк явно уменьшился.
– Вот на кой ляд перенесли начало года?
– Мысли вернулись в привычную колею.
Самый период страды, какие к чёрту праздники? Он и не стал им. Не удивительно, что сдвинутый на 1 января,
Потому и мне не хотелось его замечать, а подсознательно отсчитывал, как привык. Хотя если честно, зимой можно обойтись и рождеством, лучше всё-таки вернуть его на 1 марта. Всё равно ведь отмечают. А всё церковь. Борется она, видите ли, с языческими традициями. Со здравым смыслом она борется. И ведь ничего не сделаешь, реальной власти нет.
Завтра Рождество, кстати. Настроение предпраздничное, и, кажется, ничего его не может испортить. Чтобы так стало, очень много пришлось сделать. Перемены, пришедшие со смертью Глинской, пугали, но человек и не к такому привыкает. Вот и я приноровился. Всё не так страшно оказалось, как думалось в 1538 году.
– Батюшки святы! Не иначе чего приключилось!
– Перекрестившись, воскликнула Таисия.
– Чего там? Чего молчишь?
– Это уже я к ней пристал.
М-да, начинаю заборзевать. Сам уже ничего, почитай, и не делаю. Вот и сейчас послал её посмотреть, чего там во дворе собаки так разбрехались. А за окном тем временем стал раздаваться визг. Видать животинкам досталось, за особую ретивость.
– Там бояре и другие видные люди Московские, а воев, до края.
– Откуда они здесь? Ты чего несёшь? Не уж-то войной куда собрались?
– Проговорил я, сорвавшись с места, устремился к окну.
Народу было и впрямь море. Подозреваю, тут, в Коломенское, отродясь столько не захаживало. Из группы бояр вышел один, и направился в сторону крыльца. Хм, а в рядах бояр-то единства не наблюдается... Вон, как иной раз друг на друга зыркают.
– Ох! Чего это я!
– Подхватившись, вернулся на своё место.
Вовремя. В низкую дверь прошёл, скорее, протиснутся, человек невысокого роста, в котором трудно было не узнать князя Василия Шуйского. Круглое его лицо не могло скрыть следы решительности и властности. Тяжеловато было ожидать другого выражения от Первого Думского Боярина, фактически главы Думы.
Ведь именно ему было передано, по завещанию Василия 3, регентство. Только решительные действия Телепнёва-Оболенского позволили оттеснить его от власти в тот момент. Молодой князь фактически совершил тогда переворот в пользу Глинской. Но даже его решительности не хватило, чтобы свалить такого гиганта. А трепаться языком Шуйский не любил, предпочитая действовать. Ещё вчера, после смерти моей матери, посадил своего молодого недруга в темницу и буквально в несколько часов вернул себе власть.
– Государь, вчера в два часа по полудню, матушка твоя скончалось. Неотложные дела государевы требуют твоего возвращения в Москву, сей же час.
– Поклонившись, проговорил он, держа высоченную боярскую шапку в левой руке.
– Как же так? Я же тут... Блин! Ну почему?
– Носились мысли в моей голове, а на лице отразилась растерянность.
Видя её, няньки мои решили помочь в принятии правильного решения.
– Государь, собираться в путь-дорогу вам пора.
– Проговорили они хором, упав на колени.
Как будто у меня был выбор. Всё, расслабуха кончилась. Больше прикрыться было не кем. Шуйский же молчал, и просто наблюдал за моей реакцией. Недаром "Немым" прозвали. Лишнего слова не скажет. Оно и спокойней так, в опалу попасть не за что. Но из рассказов воевод я знал, что за ним не заржавеет. Когда поляки окружили Смоленск, перевешал всех заподозренных в сочувствии к ним. Гуманист, одним словом. Может, только поэтому удержали Смоленск, в прошедшей войне с Литвой.
Сборы мои были не долгими, но суета в тереме поднялась до потолка. Трусил я страшно. Неизвестность пугала и только собрав всю свою решимость в кулак, продолжал двигаться. Лицо мое, как будто иголочками кололи. Выражение отрешённости так и застыло на нем.
Дальше всё пошло рывками. Такое чувство, что большую часть происходящего просто стёрло. Вот высокое крыльцо, на которое мы вышли из терема. А вокруг сотни человек в поклоне, а кто и на коленях. Вот едем в повозке в Москву. И только затемно уже въезжаем, в сей город. А вокруг никого знакомого. И нянек, и Венюкова с воинами не было. Все новые вокруг.
Вот таким мне запомнился день 5 апреля 1538 года от Рождества Христова.
– Слушай Прохор, а чего мы сидим.
– ...???
– Давай крепость построим? А может две, или три.
– ...?????
– В сопровождении вытаращенных глаз.
Как бы его не удивляли мои предложения, но привычки перечить им у него отродясь не было, да так и не появилась. Зато она была у другого человека, правда мягко и ласково, скорее уговорами, но ведь супротив.
– Государь может ну его, эти крепости? Сегодня же Сочельник. Праздник-то, какой наступает. Пойдёмте лучше в церковь, помолимся.
– Постаралась направить меня, на путь истинный, Таисия.
Да! Мои няньки вновь при мне. Как ни странно, вернуть тех, к которым уже привык, оказалось не сложно. Правда, они тогда были одни из, а вот сейчас уже единственные.
Вражда двух родов Шуйских и Бельских, постоянно воюющих за власть, позволяла иметь некоторую самостоятельность. В своих делах и только, в государственные дела, ни-ни. Мне собственно страной рулить и не хотелось, но без меня ничего формально не делалось. Приходилось подписывать всякие указы. Таскаться на приемы. Муть, одним словом.