Время побеждать. Беседы о главном
Шрифт:
Российские мыслители, — в частности, М. Хазин и А. Фурсов, — каждый по-своему, но в принципе в один голос указывают, что завершение глобального проекта либерализма с исторической точки зрения вполне закономерно совпало с его победой. В 1991 году уничтожением Советского Союза было завершено формирование единого глобального рынка, — и уже в 1994-м мексиканский кризис сигнализировал о начале проблем, связанных с загниванием глобальных монополий. Стратегическая исчерпанность либерального проекта стала очевидной миру уже в ходе долгового кризиса развивающихся и неразвитых стран в 1997–1999 годах.
Срыв в глобальную депрессию ставит на повестку дня существование не одной лишь
Если подниматься на философский уровень — как сохранять человеческий облик в ситуации, когда господствующая идеология либерализма принципиально отрицает мораль как таковую (яркой иллюстрацией этого служит истерическая реакция Чубайса даже на простое упоминание Достоевского), а резкое ухудшение условий жизни создает сильнейший соблазн избавиться от моральных норм, сохраняющихся «по инерции»? Решение этих проблем представляется взаимосвязанным, ибо сохранение технологий и их развитие позволят сохранить и даже повысить массовый уровень жизни, что, в свою очередь, создаст предпосылки для предотвращения расчеловечивания.
И напротив — падение уровня жизни, даже временное, может привести к падению численности специалистов ниже критического уровня, утрате технологий и срыву человечества в новые «темные века» даже не по социально-политическим, а по сугубо технологическим, материальным причинам.
Уникальность России — и ее главный в настоящее время исторический шанс — заключается (разумеется, среди прочего) в русской культуре (понимаемой в широком смысле этого слова как образ действия и мировосприятие), созидающей нашу цивилизацию. Эта культура является в настоящее время единственной культурой мира, которая одновременно и отрицает либеральный идеал вседозволенности (противопоставляя ей справедливость, то есть мораль), создавая возможность сохранять человеческий облик даже в тяжелейших условиях, и имеет серьезнейший опыт развития технологий. При этом исторически технологии развивались носителями этой культуры преимущественно не на частной, а на государственной основе (задолго до Советской власти, еще на казенных оружейных мануфактурах) — что, в условиях депрессии, представляется единственно возможной формой устойчивого развития общества.
Особенности русской культуры могут позволить нашему обществу выковаться под ударами глобальной депрессии и внутренней Смуты в новое общественное устройство — своего рода «технологический социализм», объединяющий требуемые современному человечеству больше всего технологический прогресс и гуманизацию на основе отказа от эксплуатации человека человеком как основы человеческого общества. Разумеется, и эксплуатация, и рынок останутся — как сохранялись они и при обычном социализме (не стоит забывать, что даже в 1938 году малый бизнес, выражаясь современным языком, давал 6 процентов промышленного производства СССР). Но основой экономической жизни общества будут отношения индивида с обществом в лице
Этот наиболее экономичный способ организации как нельзя лучше соответствует вынужденно спартанским условиям глобальной депрессии и будет в разных формах и в разной степени вынужденно принят большинством макрорегионов; но лишь для нашей культуры он окажется одновременно органичным и позволяющим продолжать технологический прогресс. Среди прочего такая перспектива создает объективную потребность тщательного изучения управленческих и социальных технологий и механизмов сталинского Советского Союза, сумевшего весьма эффективно стимулировать технологический прогресс далеко вне зоны применения насильственного принуждения.
Итак, наши перспективы неутешительны, — но человеческой природе свойственно переживать и бояться. Мы принадлежим к поколению, которому выпало переживать и бояться не фантомов и эгоистических мелочей вроде воспетого ранним Маяковским гвоздя в сапоге, а действительно колоссальных катаклизмов, которые изменят облик не только наших стран и народов, но и всего человечества.
В определенной степени это историческая удача.
И, как бы дорого нам ни пришлось платить за нее, будем помнить: не случись предстоящих нам кошмаров, мы все равно страдали бы и переживали — вот только по несравнимо менее значимым причинам.
Нам придется прожить свою жизнь всерьез: постараемся же сделать это надолго.
14.04.2013
Модернизация должна быть прыжком в будущее, а не в настоящее
М. ДЕЛЯГИН: — Главная тема сегодняшней повестки дня России — модернизация и инновации. Об этом говорили, говорили, говорили и продолжают говорить. Хотя в федеральных бюджетах соответствующих лет следов повышения модернизационно-инновационной активности найти пока не удалось, я верю, что заболтано будет не все, не на 100 %, что хоть что-то удастся все-таки осуществить даже в рамках того прокрустова ложа тотальной экономии, в которое засунули практически все расходы на развитие.
Е. ЧЕРНЫХ: — Президент Медведев недавно сделал достаточно громкие заявления, но этим пока все ограничивается.
М. ДЕЛЯГИН: — Как было сказано, «свобода лучше несвободы», и «лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным».
И, опять же, хорошие слова — это в любом случае лучше, чем слова плохие. Поэтому даже если президент скажет хорошие слова и ими и ограничится, все равно это лучше, чем если бы он сказал слова плохие. Лучше разговаривать про инновации и модернизацию, чем про сувенирную, извините за выражение, демократию, так как в целом важнее смотреть в будущее, чем в прошлое.
И в ходе разговоров об инновациях и модернизации пора обсудить некоторые проявляющиеся темы, которые уже начинают пугать.
Самое главное: на всех углах говорится о том, что стратегическая цель всех преобразований — это всесторонняя модернизация страны. При этом пугающе мало говорится о том, ради чего, прости господи, будет осуществляться эта самая модернизация. Она ведь может преследовать совершенно различные цели. Напомню, что германское «пушки вместо масла» — это тоже модернизация, причем модернизация вполне успешная. Сталинская модернизация преследовала своей целью подготовку к войне. Брежневская модернизация, которая, правда, не удалась, преследовала цель построения развитого социалистического общества, то есть гармоничного развития человека.