Время побеждать. Беседы о главном

Делягин Михаил Геннадьевич

Бреда было много, но, протестуя против этих бессмысленных запретов поведением и всем остальным, люди чувствовали себя все равно советскими людьми — это принципиально важно.

Е. ЧЕРНЫХ: — Поэтому сильного страха не было.

М. ДЕЛЯГИН: — Страх был, но не конкретно перед КГБ. Очень сильный страх был именно перед отщепенчеством.

Е. ЧЕРНЫХ: — Наверное, в Москве.

М. ДЕЛЯГИН: — Здесь тоже все очень делилось по социальным слоям, как и сейчас делится. Безусловно, есть и была «золотая молодежь», которая еще при Сталине над всем этим смеялась. Но в моем кругу было иначе. Например, практически все мои друзья служили в армии, и мысль о том, что можно «откосить», просто не возникала.

И чувство освобождения от страха, даже не осознаваемого, Горбачев породил — я хорошо помню.

Когда мы были еще маленькие, был в гостях, по телевизору показывали то ли «Малую землю», то ли «Целину», и родители, у которых я был в гостях, над ним посмеивались. Но когда мы, маленькие, начали этим родителям подражать, на нас цыкнули так, что я до сих пор помню.

Мы четко ощущали некие табу, к которым нельзя — не «опасно», а именно «нельзя» — даже приближаться.

И вот это ушло, и это правильно, потому что человек создан для свободы, а не для страха. Что пришло взамен — другой разговор. Нынешняя Россия на порядок хуже Советского Союза, но освобождение от страха перед собственной мыслью — это бесспорная заслуга Горбачева.

И второе, что ушло — страх ядерной войны.

Конечно, Горбачев во внешней политике «сдал» все, что можно и что нельзя. Так, мой знакомый бизнесмен занимается своим делом, у него все в порядке, но у него до сих пор перед глазами стоят офицеры армии ГДР, с которыми он когда-то вместе учился и которые его со слезами на глазах спрашивали: «Вы хоть понимаете сами, за что вы нас продаете? Или вы нас продаете просто так?».

Е. ЧЕРНЫХ: — А ведь просто так, оказалось, ни за что продали. Берия хоть хотел за деньги продавать.

М. ДЕЛЯГИН: — Почему «просто так»? За звание лучшего немца 1989 года…

Но, несмотря на это, исчезновение страха уничтожения в ядерной войне, за которое Горбачева до сих пор любят на Западе, — великая вещь. Вот я учился в нормальном московском классе обычной школы, и у нас были психозы. Дети ночью просыпались с криком ужаса: им казалось, что началась ядерная война.

Очень хорошо, что это ушло, хотя сегодня многие дети просыпаются с криком ужаса от того, что им кажется, что пришли кавказские бандиты.

Но этого же можно было достичь не такой ценой и кровью — сохранив страну. И это вечный упрек не только Горбачеву, но и всем, кто тогда жил. Я знаю людей, которые до сих пор не могут себе простить искреннего, с энтузиазмом, участия в перестройке.

Людям дали свободу вместо решения экономических проблем, — и люди радостно побежали вперед.

Да, было много сознательных, циничных политических диверсий. Но главным локомотивом было желание советского правящего класса — партхозноменклатуры — получать доходы от того, что они управляют. Они распределяли ресурсы и не хотели быть собственниками, но хотели получать столько же и жить так же, как живут их западные партнеры по многим переговорам. Ведь все разговоры про «железный занавес» во многом условны: были довольно интенсивные поездки лояльных государству людей на Запад, и каждый человек оттуда привозил кучу вещей и рассказов.

Е. ЧЕРНЫХ: — Джинсы, магнитофоны.

М. ДЕЛЯГИН: — Записи, музыку, журналы — все, до презервативов включительно, и эти поездки имели мощный кумулятивный эффект.

Но главное — советские руководители разных уровней, общаясь с людьми своего уровня на Западе, ведя с ними переговоры или просто беседуя, видели, что эти их коллеги по профессионализму, а часто и по человеческим качествам не годятся им в подметки, а живут на порядок, на два порядка лучше, чем они.

И они хотели жить так же, а для этого нужно было отщипнуть себе часть ресурсов, которые они распределяли.

Отдельная линия — сознательное размывание, коррумпирование аппарата ЦК КПСС, да и всего аппарата управления. Самые замшелые люди читали в развитых странах лекции, и приглашающая, западная сторона платила им за эти лекции безумные деньги — до 10 тысяч тогдашних долларов.

Это была страшная сумма для Советского Союза. В начале 1991 года у меня в кармане завелось 10 долларов, так я чувствовал себя миллионером…

Данное стремление партхозноменклатуры — естественное стремление! — потреблять, как на Западе, все и сломало. Люди не думали сложными категориями, думали категориями простыми.

Е. ЧЕРНЫХ: — Над ними не было Арвида Пельше с комиссией партийного контроля.

М. ДЕЛЯГИН: — Если система базируется на конкретных людях, это значит, что ее нет. Стандартный управленческий тест: эффективно организованная структура та, в которой полугодового отсутствия руководителя просто никто не заметит.

Если Арвид Янович Пельше умер, и система на этом закончилась — значит, она умерла значительно раньше.

Партхозноменклатура отнюдь не хотела устраивать «катастройку, переходящую в перестрелку»: она хотела, как лучше, но не знала, как.

Е. ЧЕРНЫХ: — И потому «получилось, как всегда».

М. ДЕЛЯГИН: — Благими намерениями была вымощена дорога в ад либеральных реформ.

Мы должны понимать, что стандартный треп о том, что все развалили коммунисты во главе с Горбачевым, отчасти является правдой. Потребительский рынок Советского Союза рухнул уже в ноябре 1987 года.

Как это случилось?

В 1986 году было принято решение о трех принципиальных действиях. Первое — создание кооперативов как инструмента перевода материальных ценностей из государственного сектора с централизованным распределением и фиксированными ценами в частный сектор со свободными ценами. Это разом, одним движением уничтожило основу советской экономики. Рассыпалась система балансов — а значит, и материальная сбалансированность хозяйства. Товарный дефицит многократно усилился, так как столкнувшиеся с нехваткой необходимой продукции приходили за ней на частный рынок, и цены на нем подскакивали, стимулируя переток на него все новых и новых ресурсов.