Время прибытия
Шрифт:
Обстоятельства складывались как нельзя лучше, и марсиан следовало нейтрализовать, пока они не натворили чего похуже разборки с местной братвой.
Повернувшись к телефону спиной. Бисквит Иванович уже было собрался покинуть зеркальную комнатку, как вдруг ощутил, что его кто-то дружески похлопывает по правому плечу.
Резко обернувшись, народный целитель негодующе вскрикнул, поскольку из телефона снова торчала зеленая рука, алчно шевеля длинными пальцами…
Полковник Толстолобов пристально посмотрел на капитана
— Ну что, Федя, — дружелюбно спросил он Синицына, — хрючевским гражданам по-прежнему мерещатся зеленолицые инопланетяне?
— Нет, товарищ полковник, — ответил капитан, — пока вроде все в порядке, только вот с танцором этим, как его… запиночка вышла.
— С Митюшечкиным, что ли? — переспросил полковник.
— Так точно, — подтвердил Синицын, — с Митюшечкиным. В психушку его врачи брать наотрез отказались, говорят что, мол, простите, педиков они не лечат, так он вчера полдня ходил по городу и каждому встречному демонстрировал свой зад с ожогами, рассказывая при этом, что его подстрелили противные шалунишки с Марса.
— И как общественность, его словам внемлет? — усмехнулся полковник, проводив взглядом стройную секретаршу, принесшую поднос с кофе.
— Трудно сказать, — нахмурил лоб капитан, — доподлинно известно, что в парке Горького Митюшечкин после прилюдной демонстрации контуженного места был избит бандой байкеров и пока угодил в областную больницу.
— Вот и чудесно, — констатировал полковник, прихлебывая горячий кофе, — пусть там подольше полежит.
— Сделаем, — улыбнулся Синицын, — кстати, у меня тут по данному делу появились некоторые соображения.
— Ну что ж, давай выкладывай, раз появились…
— А что если мы в городе праздник объявим, Хэллоуин, — предложил капитан, — чтобы все окончательно успокоились и ничему на улицах не удивлялись.
— Так ведь он же был уже 31 октября, — удивился Толстолобов, — как же ты его сейчас зимой-то объявишь?
— Да это и не важно, — махнул рукой Синицын, — нашему человеку все равно, лишь бы повод принять за воротник был.
— А что, мне твоя идея нравится, — согласился полковник, — тыкв по деревьям навешаем, патрульных вурдалаками нарядим, а гаишников упырями и выпустим на улицы города для создания праздничной атмосферы.
На минуту оба представителя закона задумались, красочно воображая реализацию сего плана, как по переулкам Хрючевска крадутся вурдалаки в милицейских фуражках, злобно подвывая, а на дорогах шерстят иномарки упыри-гаишники со своими волшебными полосатыми палочками задавая водителям празднично-риторический вопрос “подарки или смерть”.
— Ну что ж, так, пожалуй, и сделаем, — подвел итог полковник, вернувшись из мира грез на грешную землю, — иди проинструктируй персонал и пусть в городской администрации отпечатают плакаты поярче да пострашнее и чтобы морды марсиан этих чертовых там красовались в первом ряду.
— Так точно, — щелкнул каблуками капитан
Практически каждый день главный рэкетир города Хрючевска Марк Степановский в одно и то же время обедал в ресторане “Касабланка”, расположенном совсем недалеко от его вотчины, то бишь Центрального рынка.
В тот день он прибыл в ресторан как обычно в час тридцать в сопровождении усиленной обоймы прикрывающей его охраны, поскольку добрые люди уже успели донести Марку о том, что его коллега Сан Саныч Воротилов заказал хрючевского рэкетира крутому киллеру.
Начальник личной охраны Степановского возражал ему как мог, требуя хотя бы в течение недели никуда без особой нужды не выезжать, но рэкетир был непреклонен. “Я, — сказал он, — своему здоровью не враг и отказываться от посещения ресторанов пока не собираюсь и вообще пусть этот боров Воротилов знает, что я его киллеров не боюсь”.
Ну что было с ним делать, не спорить же в конце концов, а то еще с работы выгонит и придется тогда начальнику охраны хрючевского рэкетира снова возвращаться в НИИ на нищенскую унизительную зарплату и заканчивать начатую было диссертацию по восточным боевым искусствам.
Приехавший в ресторан авторитет пребывал в скверном расположении духа. Неприятности, начиная со вчерашнего вечера, сыпались на него буквально градом.
Во-первых, с молодым любовником за границу сбежала жена, оставив под телефоном записку из трех нецензурных слов.
Во-вторых, кто-то проколол сразу все четыре шины его любимому шестисотому “мерседесу”, который был для Степановского чуть ли не членом семьи.
В-третьих, кто-то явно проник в его городскую квартиру, занимавшую три последних этажа высотного дома с посадочной площадкой для вертолета на крыше.
Неизвестный довольно профессионально осмотрел ящики его рабочего стола, покопался в компьютере, скопировав некоторые файлы, и забрался в сейф, но, к удивлению, ничего оттуда не взял.
Но у Степановского в охране работали тоже не лохи какие-нибудь, а настоящие профи, и потому факт тайного обыска на его квартире был сразу установлен.
Особенно рэкетира обеспокоило то, что в его компьютере были скопированы файлы, содержащие секретную информацию, касающуюся заграничных счетов, не их номера, конечно, которые Марк знал на память, а данные размеров сумм у. е, лежащих в различных банках.
Что сие могло означать, Степановский не знал и потому еще сильнее занервничал…
В ресторане, естественно, никого из посетителей, кроме рэкетира, не было, так как с полвторого до трех заведение было полностью им арендовано для обеденной трапезы, состоявшей как обычно из 16 блюд.
Десятеро охранников авторитета, вооруженные израильскими УЗИ, дежурили на улице под рестораном, еще десятеро внутри и пятеро в резерве сидели в микроавтобусе на соседней улице, следя с помощью навороченной аппаратуры за любыми приближающимися к “Касабланке” подозрительными объектами.