Время прибытия
Шрифт:
Когда прозвучал сигнал выходить из камер к завтраку, Хосеандроид на экране, узнавший страшную тайну, пытался покончить с собой, устроив в голове с помощью стакана воды короткое замыкание.
Телевизоры, естественно, по распоряжению коменданта тюрьмы после сигнала к завтраку отключались, поскольку в противном случае заключенных пришлось бы оттягивать от мерцающих экранов силком.
Под предводительством Марка Степановского толпа братков проследовала в общую столовую, где была неприятно удивлена соседством за одним
— Здорово, козляры, — сказал Эус, поедающий что-то розовое и жалобно пищащее, — нас, как видите, тоже перевели на всякий случай в строгий режим.
Земная братва осторожно расположилась за длинным столом.
Места не хватило только бедняге Убийвовку, которому дать под зад ногой в этот день поленился разве что Марк Степановский. Братва сразу же смекнула статус Бориса Богдановича, который оказался в зоне без крыши, и вдоволь потешалась, издеваясь над бывшим оперативником УГРО.
К землянам величественно подполз буро-коричневый шеф-повар, держа в щупальцах лист бумаги и ручку.
— Что будем заказывать? — спросил он, опупевшего Степановского.
— Ну, блин, — сказал Марик, — прямо как в шведской тюрьме.
Шеф-повар кивнул, после чего записал на листе: “Блины по-шведски”.
— Что еще? — безразлично осведомился он. Братки зашептались.
— Чай с круассанами, — ответил Степановский, и шеф-повар удалился.
— Ну, братва, живем, — рэкетир довольно похлопал себя по ревущему в предвкушении трапезы животу, а из тарелки Эуса внезапно выпрыгнуло длинное пищащее существо, похожее на сколопендру, которое тут же впилось зубами в ухо ближайшему братку.
Браток закричал, отбрасывая от себя кусачий завтрак нового марсианина.
Эус с товарищами весело заржали.
— Пахан идет, пахан, — внезапно пронеслось над залом, и земные братки с любопытством повытягивали шеи, но никакого пахана не увидели.
— А как он, интересно, выглядит? — отважился спросить Степановский чавкающего Эуса.
— Пахан, что ли? — переспросил марсианин. — Да шут его знает, никто его никогда не видел, но народ из камер, чем-либо ему не угодивший, регулярно пропадает.
— А где он сидит? — продолжал свои расспросы Марик.
— Да вон, где-то в середине зала, — кивнул головой Эус, — в окружении разумных примусов-телохранителей с Ганимеда.
Степановский посмотрел в ту сторону, куда указывал Эус, но кроме железных спин разумных примусов ничего не увидел. Примусы были ужасны: гигантских размеров, с жуткими стальными клешнями, и потому Марик поспешно отвел взгляд.
Вскоре появился заказ: дымящиеся блины по-шведски и чай с круассанами.
Все это доставили на подносах аккуратные роботы-официанты.
— Вот это сервис, — восхитился Степановский, с жадностью кусая круассан с джемом, — а это что за бумажка?
На серебряном подносе с блинами лежал прямоугольный листок тонкого пластика. Степановский с интересом его изучил.
— Твою (БИП) мать, — громко выругался он, — так ведь это же счет.
Куски круассанов мгновенно застряли в глотках братков.
— Но у нас нет таких денег, — развел руками Степановский.
Новые марсиане, едва сдерживаясь от смеха, переглянулись.
— Вы что, бараны, не позаботились открыть в галактическом банке счет? — удивился Эус. — В таком случае вас ждет неделя каторжных работ на урановых рудниках в Долине Баобабов — расплата за завтрак.
Не сдержавшись, марсиане снова заржали.
— Привыкайте, — смеялся Эус, хватаясь за живот, — у нас тут демократия покруче вашей. Рыночные отношения даже в тюряге, блин.
Тем временем голодный Борис Богданович, потирая ноющий от постоянных пинков зад, искал место в столовой, где бы можно было приткнуться и спокойно позавтракать.
Свободных мест не было.
Хотя нет, одно было.
В центре зала сидели какие-то непонятные не то примусы, не то гипертрофированные соковыжималки, которые ничего не ели, а просто неподвижно сидели на табуретках. И вот как раз один из табуретов во главе их столика был свободен.
Облегченно вздохнув, Убийвовк двинулся в центр зала, по дороге решив, что примусы — это, скорее всего, украшение столовой или специальные мусоросборники для остатков еды.
Проворно добравшись до свободного стула, Борис Богданович с облегчением буквально упал на него, удивленно отмечая, что на стуле, он что-то своим толстым задом раздавил.
“Наверное, кто-то в шутку положил на табуретку сырое куриное яйцо”, — грустно подумал Убийвовк, уже начинавший свыкаться с ролью мишени для всяческих насмешек.
В обеденном зале внезапно настала гробовая тишина.
Притихли даже ржущие басом новые марсиане, а кое-кто из завтракающих инопланетян предусмотрительно полез под стол.
Борис Богданович встрепенулся, потому что все взгляды в столовой были прикованы к нему одному.
Со зловещим скрежетом со своих скамеек поднялись примусы, оказавшиеся все-таки не мусоросборниками для объедков, а боевыми роботами.
— Боже, — Борис Богданович задрожал, понимая, что сейчас его будут бить и даже возможно клешнями. Но произошло непредвиденное.
— Да здравствует новый пахан! — глухо взревели разумные примусы, и остальные заключенные хором подхватили приветствие, повставав со своих мест.
Грянули аплодисменты.
Марк Степановский полез под стол за отвалившейся челюстью.
— Я пахан? — сдавленно прохрипел не верящий своим ушам Борис Богданович.
— Да, ты, — подтвердил один из примусов, — как, наш господин, ты желаешь себя величать?
— Борис, — ответил Убийвовк, до которого наконец стало доходить, что произошло, — Борис Грозный. Примусы почтительно ему поклонились.