Время пришло
Шрифт:
На смену печали пришел гнев. Какого черта деду понадобилось умирать в восемьдесят шесть лет, если он хвастался, что доживет до ста? Курил бы свои любимые сигары, пил отборное французское шампанское и в окружении красивых женщин лебедем плыл по залу, как бывало всегда во время благотворительных балов или светских приемов… Он слишком любил жизнь, чтобы навсегда отказаться от нее!
Молодой человек глубоко вздохнул, чтобы справиться с тяжестью в груди, и велел себе выкинуть из головы этот вздор. Дед умер, и его уже не воротишь. Во всем виноват он
В письмах деда не содержалось и намека на то, что он болен. Но и о няне там тоже не упоминалось. Нор вновь сердито нахмурился, окончательно сбитый с толку. В случае болезни дед нанял бы сиделку, а не няню. Если только не… Да нет, не мог старик впасть в маразм. Должно найтись другое объяснение.
Самолет приземлился. Не успел он остановиться, как Нор встал и потянулся за дорожной сумкой, лежавшей на верхней полке. Ему не терпелось поскорее выйти наружу.
— Могу я чем-нибудь помочь вам, мистер Нортон? — спросила стюардесса, которая в течение всего полета не знала, как ему угодить. Нор наградил ее улыбкой.
— Нет, спасибо, все в порядке. — Стюардесса была лапочка, но Нор не собирался реагировать на ее заигрывания. У него намечаются дела поважнее.
И все же ее чары не оставили Нора равнодушным. Проходя мимо красотки к выходу, он почувствовал слабый укол досады. Он был занят прокладыванием нового туристского маршрута в верховья Амазонки и довольно долго обходился без женщин. И все же с женщинами у него никогда проблем не было. Шесть с лишним футов тугих мышц делали свое дело даже тогда, когда он выглядел не слишком ухоженным после долгого пребывания вдали от центров цивилизации.
Нор слегка поморщился, вспомнив предупреждение деда:
— Мой мальчик, тебе слишком легко все дается. Если ты и дальше будешь довольствоваться чужими объедками, то никогда не остепенишься и не узнаешь, что такое настоящая женщина.
— Дед, но я не собираюсь остепеняться, — ответил он.
Три года тому назад это было правдой, и все же ответ деда крепко засел в его памяти:
— Нор, тебе уже тридцать. Пора подумать о детях. Если уж на то пошло, ты последний мужчина в семье, а мне не хочется, чтобы наш род пресекся. Оставить наследников, которые будут жить после тебя, это единственный способ обрести бессмертие.
Может быть, старик еще тогда предчувствовал свою кончину?
— Дед, мужчине никогда не поздно иметь детей, — заспорил он. — Разве Чарли Чаплин не плодил их, когда ему было за восемьдесят? Держу пари, ты и сам еще не ударишь в грязь лицом!
— Все нужно делать вовремя. Подумай об этом, Нор. Твои родители были ненамного старше тебя, когда их самолет разбился в Антарктике. Им не представилось шанса завести второго ребенка. Если ты так и будешь путешествовать и не успеешь жениться и завести детей, может оказаться слишком поздно.
Слишком поздно… У Нора сжалось сердце. Он не успел попрощаться с чудесным стариком, от которого получил так много. Не успел сказать ему последнее «прости». Даже на похороны не успел прилететь, затерянный в долине Амазонки, вдали от современных средств связи.
Теперь он мог сделать для деда только одно: свято выполнить последнюю волю покойного, в том числе целый год содержать в штате совершенно бесполезную няню. И на тот же срок самому поселиться в «Рокхилле» — родовом поместье Нортонов.
Уж не решил ли старик таким образом привязать блудного внука к месту в надежде, что за это время он женится и заведет семью? Нор потряс головой, отвергая саму мысль об этом. Он еще не готов. Не чувствует в этом необходимости. Семья? Этот фарс добром не кончится. Нор хотел проложить туристский маршрут в Европу и отказываться от своих планов не собирался, а вить гнездо, из которого он все равно улетит, считал безответственным.
Длинные ноги быстро понесли его к таможне. Другие пассажиры отстали, и Нор не затратил много времени на официальную процедуру. К счастью, его рюкзак оказался на транспортере одним из первых. Нор, которому не требовалось заполнять декларацию, надел его на спину и прошел прямиком в зал ожидания.
Спустившись по пандусу, он увидел Оливера. Тот был облачен в униформу, которой очень гордился. Коротышка Оливер считал, что она добавляет ему солидности, и лез вон из кожи, пытаясь соблюдать принятый в «Рокхилле» этикет.
Чувство потери, одолевавшее Нора, внезапно сменилось радостью. Когда-то Оливер рассказал ему о машинах все, что знал сам. В трудные времена Оливер заменял ему отца. Оливер был больше чем шофером. Он считался членом семьи еще тогда, когда Нор под стол пешком ходил.
— Рад видеть вас, сэр, — сердечно поздоровался Оливер и чуть не прослезился.
Растроганный Нор обнял его и жестом старшего похлопал по спине, словно жилистый коротышка ребенок, нуждающийся в утешении. Должно быть, тот ощущает потерю Винсента Нортона не менее остро, чем сам Нор. Оливеру уже под шестьдесят, и, хотя он достаточно бодр для своего возраста и знает свое дело, все же искать себе нового хозяина ему поздновато. Будущее должно казаться ему весьма неопределенным. Нор молча поклялся позаботиться о нем.
— Очень жаль, что меня здесь не было, Оливер, — сказал он и с достоинством выпрямился.
— Сэр, вы бы все равно ничего не смогли для него сделать, — быстро заверил шофер. — Не было никаких признаков. Он умер во сне, как и мечтал, после хорошей вечеринки. Няня Рэббитс говорит, что его душу забрал добрый Ангел Смерти.
При упоминании о ветхозаветном Ангеле Смерти Нору представилась святоша, полная дурацких предрассудков. Он едва не закатил глаза. Но язык пришлось прикусить. Как видно, «няня Рэббитс» пользуется у Оливера большим уважением, поэтому сказать «тьфу!» будет по меньшей мере бестактно.