Время Шамбалы
Шрифт:
К несомненным достоинствам романов Барченко следует отнести и ту поразительную достоверность, с которой автор живописует Индию. Один из его героев восклицает: «Вы увидите совсем новую жизнь! Будете сталкиваться с племенами, история и происхождение которых до сих пор остаются для науки загадкой. Вы увидите своими глазами настоящих факиров. За одно это можно отдать десять лет жизни!» [59] . Другое дело Тибет, который Барченко упоминает лишь в связи с горной обителью отшельников, куда случайно попадают его герои. Сведения о тибетских пещерных схимниках, как удалось выяснить, он почерпнул у двух авторов — американца В. В. Рокхиля и англичанина О. Уоддэля [60] . Именно в книге Уоддэля мы находим прототип горного монастыря, описанного Барченко. Английский путешественник называет и сроки «заточения» аскетов в своих кельях: 6 месяцев или 3 года, три месяца и три дня — для 1-й и 2-й степени святости и «пожизненное замуравливание» для принявших обет на третью, высшую степень [61] . У Уоддэля А. В. Барченко заимствует и такую трогательную подробность, как просунутая сквозь узкое «окошко» в скале дрожащая рука отшельника «в перчатке», ищущая миску с едой. Рокхиль и Уоддель, между прочим, не обошли молчанием и вопрос о тибетских «махатмах», о которых в то время много говорили на Западе, в связи с учением Е. П. Блаватской. И Рокхиль и Уоддель высказывались по этому поводу довольно скептически. Так, Уоддэль приводит мнение тибетского Регента («Кардинала»), утверждавшего якобы, что ничего не знает о существовании «махатм». Не слышал он также, «чтобы какие-нибудь тайны старого мира сохранились в Тибете: ламы интересуются только миром Будды и не придают никакой цены древней истории» [62] . На основании этого утверждения Уоддэль делает собственный вывод: «Я с сожалением должен сказать, что люди, которые воображают, будто бы в этой сказочной стране, Тибете, переставшей быть неведомой, еще хранятся тайны начала ранней цивилизации мира, предшествовавшей образованию Древнего Египта и Ассирии и почившей вместе с Атлантидой в Западном Океане, должны отрешиться почти от всякой надежды на это» [63] . С таким выводом, однако, едва ли согласились бы А. В. Барченко и его герой доктор Черный.
59
А. В. Барченко. Из мрака. М., 1991. С. 75.
60
В. В. Рокхиль. Путешествие по Китаю и Тибету. СПб., 1901; А. Уоддэль. Лхаса и ее тайны. Очерк тибетской экспедиции 1903–1904 года. СПб., 1906.
61
Там же. С. 179.
62
Там же. С. 306.
63
Там же. С. 307.
4. Тайны лучистой энергии
Наряду с литературными занятиями А. В. Барченко в 1910–1911 гг. делал и первые самостоятельные шаги в науке. Круг его интересов был необычайно широк и охватывал по сути все стороны естествознания как совокупности наук о Природе — материи, человеке, вселенной. Есть, однако, одна тема, которой А. В. Барченко уделял особо пристальное внимание, — это природная «энергетика» — разнообразные виды «лучистой энергии», имеющие первостепенное значение для жизни человека. Свое понимание «энергетической проблемы» Барченко обстоятельно изложил в очерке «Душа Природы», опубликованном в 1911 г. Начинался он с рассказа о роли солнечного светила — источника жизни на Земле, а возможно, также и на других планетах, например, на Марсе. Далее Барченко сообщал своим читателям о присутствии растительности на Красной планете, о выпадении и таянии там снегов и, конечно же, о загадочных марсианских каналах. Все это позволяло ему высказать предположение, что на Марсе обитают «существа, по разуму не только не уступающие людям, но, вероятно, далеко их превосходящие» [64] . Столь же уверенно говорил он и о существовании эфира — «тончайшей, наполняющей вселенную среде». «Ученые пришли к заключению, что вся вселенная наполнена веществом, настолько тонким, что оно свободно проникает в промежутки между малейшими составными частицами всех видимых предметов, свободно проникая насквозь небесные тела со всем, что на них находится». При помощи этой среды солнце сообщает планетам «запасы жизненных сил, которых оно является очагом». (Понятие «эфира», не вызывавшее возражений во времена Барченко, было затем отвергнуто Эйнштейном, но в конце XX столетия оно вновь вернулось к нам в концепции космического вакуума, наполненного виртуальными энергиями огромнейших, еще не познанных человеком мощностей.) В то же время процессы, идущие в недрах Солнца — «этой ослепительной Душе природы, — чудовищные взрывы и вихри, тотчас отражаются на электромагнитном состоянии земли. Стрелки магнитных приборов мечутся, как безумные, вспыхивают северные сияния… Доходит до того, что телеграфы отказываются работать и трамваи двигаться… Кто знает, — восклицает далее Барченко, — не установит ли когда-нибудь наука связи между такими колебаниями (напряжения солнечной деятельности) и крупными событиями общественной жизни?» [65] .
64
А. В. Барченко. Душа Природы // Жизнь для всех, № 12, 1911. Стл. 1687.
65
Там же. Стл. 1717.
Примечательно, что слова эти были сказаны начинающим ученым задолго до того, как A. Л. Чижевский создал свое учение о влиянии солнечной активности на земную биосферу.
В статье Барченко рассматривались и другие виды «лучистой энергии» — свет, звук, теплота, электричество. Но особенно подробно он останавливается на двух новых видах «лучистой энергии», совсем недавно обнаруженных наукой, — радиоактивном излучении и загадочных «N-лучах». Открытие в 1898 г. супругами Кюри радия — первого радиоактивного элемента — имело огромное научное значение. О возможностях практического применения лучей радия в биологии, медицине и сельском хозяйстве в то время много говорили и писали. Разумеется, Барченко также не мог обойти молчанием столь животрепещущей темы. «Взоры ученого мира обращены в данную минуту на радий. Вычислили, что способности работы, скопленной в щепотке радия, достаточно для того, чтобы товарный поезд в сорок вагонов обежал вокруг земли больше 4 раз, для чего нужно сжечь по крайней мере 170 тысяч пудов каменного угля. Но сумей-ка запустить такой поезд радием вместо угля…» Использование энергии радия (радиоактивности) глубоко волнует Барченко, хотя для него этот вопрос является лишь частью более крупной проблемы — «как уловить и подчинить себе разсеянную всюду в пространстве энергию» — ибо разгадка этой тайны сможет «открыть человечеству рай на земле» [66] .
66
Там же. Стл. 1718.
Немалое место в статье отводилось и рассказу об открытых французом Блондло (Blondlot) «N-лучах» как особой разновидности психофизической энергии, излучаемой человеческим мозгом. Исследования французских ученых Шарпантье и Андрэ показали, что практически любая мозговая деятельность человека сопровождается обильным излучение «N». Загадочные «мозговые лучи» — энергия «пси», как бы мы сказали сегодня, — заинтересовали Барченко прежде всего потому, что они, как оказалось, имеют непосредственное отношение к проблеме передачи мысли на расстояние. Изучением этого явления в начале 1900-х активно занимались ученые как на Западе, так и в России (среди последних следует в первую очередь назвать В. М. Бехтерева, И. Р. Тарханова, Н. Г. Котика и А. А. Певницкого). Правда, им не удалось придти к каким-либо однозначным выводам. Так, Н. Г. Котик считал возможной передачу мыслей непосредственно от одного человека к другому при помощи лучей Блондло, в то время как В. М. Бехтерев относился к существованию N-лучей довольно скептически, тем более, что проведенные в его лаборатории М. П. Никитиным опыты над лучами дали отрицательные результаты [67] . Хорошо знакомый с работами западных и отечественных психологов Барченко в 1910 г. ставит собственные эксперименты, несколько усовершенствовав «способ исследования», как он отмечает в своей статье, и добивается «весьма интересных результатов» [68] . При этом, однако, он дает понять читателю, что было бы неверным считать N-лучи «исключительным двигателем мысли» — «смотреть на „N“, как на самые мысли, нельзя, но нельзя также отрицать их тесной связи с последними» [69] .
67
См. статьи Я. Г. Котика «Чтение мыслей и N-лучи» и В. М. Бехтерева «Мысленное внушение или фокус?», опубликованные в «Обозрении психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии», 1904, № 8. Также см. В. М. Бехтерев. Гипноз. Внушение. Телепатия. М., 1994.
68
Более подробно о своих экспериментах Барченко рассказывает в статье «Опыты с мозговыми лучами», помещенной в журнале «Природа и люди», № 31, 32. 1911.
69
А. В. Барченко. Душа Природы… Стл. 1714.
В конце статьи, размышляя над важностью открытий в области «лучистой энергии», которые дают науке «средство добиться разгадки здесь, на земле, из чего и как произошел мир», А. В. Барченко неожиданно возвращается к вдохновляющей его идее о том, что древнему миру, возможно, были известны многие тайны природы, еще не познанные современным человеком. «Существует предание, что человечество уже переживало сотни тысяч лет назад степень культуры не ниже нашей. Остатки этой культуры передаются из поколения в поколение тайными обществами. Алхимия — химия угасшей культуры» [70] .
70
Там же. Стл. 1720.
В последующие годы появились новые статьи А. В. Барченко, продолжившие обсуждение наиболее волнующих его тем: «Загадки жизни», «Передача мыслей на расстоянии», «Гипноз животных». «В различных популярно-научных столичных и провинциальных изданиях я все время работал как популяризатор по вопросам естествознания, преимущественно биологии», — напишет он впоследствии в автобиографическом наброске, сохранившемся в одном из петербургских архивов [71] . Барченко к этому времени уже был женат (жену звали Наталья) и имел сына, и, чтобы прокормить семью, ему приходилось много трудиться — писать художественные вещи, а также популярные очерки и статьи — не только научного характера, но и «на злобу дня» — на спортивные и бытовые темы. Одновременно А. В. Барченко усиленно занимался самообразованием — много читал по самым разным дисциплинам в поисках ответа на те вопросы, которые ставил перед читателями в своих научно-популярных статьях.
71
С. А. Барченко. Время собирать камни. С. 13.
5. Г. И. Гурджиев о «скрытом знании»
Мы уже говорили о возможном знакомстве А. В. Барченко с учением П. Д. Успенского, которое, по мнению С. А. Барченко, оказало влияние на его творчество и мировоззрение в период работы над первыми романами. В 1912 г. в Петербурге появился еще один эзотерик, чье имя впоследствии приобрело широкую известность в России и на Западе, — Георгий Иванович Гурджиев (1877–1949) [72] . Три года спустя вокруг Г. И. Гурджиева начал складываться кружок его петроградских учеников, среди которых оказался и П. Д. Успенский, порвавший к тому моменту по идейным соображениям с Российским Теософским Обществом (история эта чем-то напоминает разрыв «доктора Черного» с теософами). Г. И. Гурджиев, как известно, в юности много странствовал по Востоку в поисках истинного знания — бывал в Турции, Персии, Афганистане, Индии и, если верить его рассказам, даже в Тибете. В книге «Встречи с замечательными людьми» Г. И. Гурджиев рассказывает о своих контактах с членами суфийского братства «Сармун» в одном из тайных монастырей Кафиристана (северо-восточный Афганистан) [73] . Здесь надо сказать, что, согласно учению Г. И. Гурджиева, «Учителя мудрости» (khwajagan или «ходжи») составляют ядро, или «внутренний круг человечества»; все остальные люди принадлежат к «внешнему кругу». Назначение Учителей — быть источником «новых и мощных идей, которые в конечном счете должны изменить ход человеческого мышления», а также служить «генераторами энергий высокого уровня». Вообще Г. И. Гурджиев имел свое собственное объяснение природы энергетического взаимодействия человека с космосом. Роль человека, считал он, состоит в том, чтобы быть «аппаратом для трансформации энергии — некоторые виды энергий, порождаемые человеком, необходимы для космических целей; те, кто понимают, как порождаются эти энергии, — истинно исполняют цель человеческой жизни» [74] . Но и Барченко, как мы уже видели, проявлял большой интерес к проблеме взаимодействия космических и земных энергий, включая в число последних психоэнергетические эманации человека.
72
О нем см.: Луи Повель. Мсье Гурджиев. Документы, свидетельства, тексты и комментарии. М., 1998.
73
G. I. Gurdjieff. Meetings with Remarkable Men, NY., 1974. P. 152 and ff.
74
J. G. Bennett. Gurdjieff. Making a new World, London, 1973.
К моменту появления Г. И. Гурджиева в Петербурге его эзотерическая Система, основанная на древней суфийской традиции, уже приобрела законченный вид. В 1915–1916 гг. Г. И. Гурджиев напряженно работал с учениками, которым пытался передать свое учение о Четвертом Пути. Не мог ли среди них находиться и А. В. Барченко?
В книге «В поисках чудесного» П. Д. Успенский рассказывает такую историю:
«Однажды в мое отсутствие к Гурджиеву явился некий „оккультист“-шарлатан, игравший известную роль в спиритических кругах Петербурга; позднее, при большевиках, он стал „профессором“. Он начал разговор с того, что много слышал о Гурджиеве, о его занятиях, и пришел с ним познакомиться.
Гурджиев, как он сам мне рассказывал, играл роль настоящего торговца коврами. С сильнейшим кавказским акцентом, на ломаном русском языке, он принялся уверять „оккультиста“, что тот ошибся, что он только продает ковры, — и немедленно начал развертывать их перед посетителем.
„Оккультист“ ушел, убежденный, что стал жертвой мистификации своих друзей.
„Было очевидно, что у мерзавца нет ни гроша, — прибавил Гурджиев, — иначе я выжал бы из него деньги за пару ковров“» [75] .
75
Перевод по русскому изданию: П. Успенский. В поисках чудесного. СПб., 1994. С. 41.
Незадачливого героя этой полуанекдотичной истории, пересказанной П. Д. Успенским со слов Г. И. Гурджиева, вполне можно принять за А. В. Барченко, который, как мы знаем, действительно увлекался оккультизмом в эти годы и действительно именовал себя «профессором» при большевиках. То, что он стал жертвой розыгрыша эксцентричного Г. И. Гурджиева, не должно удивлять нас. Последний нередко подвергал своих учеников различного рода «проверкам» и «испытаниям»; к тому же, занятия в его кружке стоили немалых средств, поскольку Гурджиев считал, что знание не может даваться даром. Так что стать его учеником было совсем не просто.
У Г. И. Гурджиева, между прочим, имелась довольно оригинальная теория по поводу кажущейся недоступности — «скрытости» — истинного («объективного», по его терминологии) знания древних. Такое знание, говорил он, вовсе не является скрытым. В то же время знание вообще не может быть общим достоянием. Объяснял он это таким образом. Знание по своей природе материально, а это значит, что его количество в данном месте и в данное время строго ограничено. Как количество песка в пустыне или воды в море. Воспринятое в большом количестве одним человеком или небольшой группой людей, знание даст прекрасные результаты. Если же попытаться распределить знание понемногу между всеми-людьми, то пользы от этого не будет никакой, или даже может выйти вред. Все дело в том, что небольшое количество знания не сможет изменить ни жизни людей, ни их понимания мира. Поэтому предпочтительней, чтобы знание находилось в руках немногих и в большом количестве. При этом следует иметь в виду, что подавляющее большинство людей вообще не желает никакого знания и даже отказывается от той его крохотной части, которая приходится на их долю в общем распределении для нужд повседневной жизни. Это особенно очевидно в периоды мировых катаклизмов — «массового безумия», сопровождающего войны и революции, когда люди полностью теряют рассудок и превращаются в «автоматы». С другой стороны, никто ни от кого в действительности не утаивает знания. Проблема состоит в том, что приобретение или передача истинного знания требует большого труда и усилий как со стороны дающего, так и со стороны принимающего. Те, кто владеет знанием, стремятся передать его как можно большему числу людей, чтобы облегчить им доступ к Истине. Однако знание нельзя навязать силой тем, кто его не хочет получить или отвергает. «Желающий обрести знание должен сам сделать начальные усилия, чтобы найти его источник, придти к нему, пользуясь помощью и указаниями, которые даются всем, но которые люди, как правило, не хотят видеть и не замечают. Знание не может придти к людям без усилия с их стороны. <…> Человек обретает знание только с помощью тех, кто им обладает, — это необходимо понять с самого начала. Нужно учиться у того, кто знает» [76] .
76
P. D. Ouspensky. In Search of the Miraculous, NY-London, 1977. P. 37–40.