Время собирать камни
Шрифт:
Путь начальника германского Полевого генерального штаба фельдмаршала Гинденбург, и его зама, генерала Эриха Людендорфа, от пограничной станции Пангегяй до Риги был труден и тернист. Он занял больше двух суток. Попадавшиеся им по пути до Тильзита узловые станции были разгромлены до основания русской авиацией. Развалины, искореженные вагоны, и ряды белых свежевыструганных крестов вдоль железнодорожных
Аэроплан… Ты его не видишь, он молнией проносится над головой, грохот и рев моторов… Ты даже не успеваешь испугаться, как уже оказываешься мертвым. Или тебе повезло, и ты остался жив, но тогда бояться уже точно поздно. А хищный винтокрыл идет на малой высоте, и его жертва успевает разглядеть каждую заклепку на его бортах. Отлично видны равнодушные лица пилотов, красную звезду на фюзеляже, и андреевский флаг на хвосте…
А потом начинается ад, после которого выжившие часто сходят с ума. И еще эти аппараты были явно бронированными, и их не брала пули, выпущенные из винтовок или пулеметов. Воплощенный кошмар немецкого солдата. Дух частей, хоть раз побывавших в подобной переделке, находился ниже точки замерзания.
Но все это ни в коей мере не изменило намерений Гинденбурга и Людендорфа провести победоносное наступление на Петроград. Да, дух немецкого солдата упал, но и русская армия совершенно разложилась, и напоминает даже не колосса на глиняных ногах, а жалкий прах, который будет сметен с пути железными полками германских войск. Стоит лишь ударить, да посильнее…
Генерал от инфантерии Оскар фон Гутьер — решительный и умный командующий. Да и до Петрограда через Псков и Лугу всего около пятисот километров. Стоит прорвать фронт, и дальше можно будет продвигаться форсированным маршем — русская армия просто не сможет оказать сопротивления, не смотря ни на какие аэропланы. Война все же идет на земле, а не в воздухе.
На Рижском вокзале их встречал лично командующий 8-й армией генерал Гутьер. Быстро погрузившись в автомашины, Гинденбург, Людендорф и Гутьер выехали для изучения обстановки на передовые позиции у мызы Кронберг. Стояла непривычная тишина, несмотря на то, что генералы находились всего в нескольких сотнях метров от позиций русских. Не было слышно ни ружейной перестрелки, ни артиллерийской канонады. Фронт молчал, как будто не было никакой войны. И тут Гинденбург узнал то, что привело его в ярость
— Наш дорогой кайзер лезет не в свои дела, — хрипло прорычал он, — какое, к чертовой матери, перемирие! Немедленно прикажите открыть по противнику огонь! Пусть все знают, что германская армия не пойдет ни на какие компромиссы. Мы сокрушим эту варварскую страну, и не важно, кто в ней сейчас правит: царь Николай, придурок Керенский, или эти проклятые большевики. Немедленно открывайте огонь, это я вам приказываю как ваш главнокомандующий!
— Господин фельдмаршал, — спокойно сказал генерал Гутьер, когда Гинденбург немного успокоился, — ведь вы приехали чтобы лично повести мою армию в наступление на Петроград?
— Да, Оскар, вы правильно поняли мои намерения, — уже спокойнее ответил Гинденбург. — Три года назад я сумел в Восточной Пруссии разгромить две русские армии и остановить натиск азиатских орд русских на наш Рейх. А теперь я хочу окончательно уничтожить этих варваров, посмевших противостоять нашему победоносному оружию.
Генерал Гутьер немного помолчал, а потом вкрадчиво сказал, — Конечно, вы можете отстранить меня от командования армией. Только сперва я прошу выслушать меня.
— Говорите, генерал, — буркнул Гинденбург, подкручивая свои роскошные усы.
Оскар фон Гутьер прищурился, — Господин фельдмаршал, а зачем нам прямо сей момент нарушать перемирие? Дня за три мы подтянем резервы, подвезем боеприпасы, в которых у нас наблюдается большая нужда из-за налетов русских аэропланов. Ну, а потом, на рассвете 31-го октября или 1-го ноября внезапно для противника начнем. Русские, по своему обыкновению, будут праздновать перемирие, и к началу нашего наступления упьются своим самодельным шнапсом. Нам же лучше, эффект внезапности поможет уменьшить нам потери в людях, и сократить расход боеприпасов. Можно даже в начале наступления устроить ложное братание, приказав нашим солдатам ударить в штыки по не ожидающим этого русским.
Нахмурившийся было, Гинденбург просветлел лицом, когда услышал что речь идет не о соблюдении перемирия, а лишь об идее внезапного наступления путем вероломного нарушения оного.
— Генерал, вы гений, равный гению Мольтке старшего! — воскликнул он, — пусть побежденный плачет, что его победили нечестно, зато победитель получит все. Мы докажем миру, что наши неудачи в войне были временными, и что германская армия еще способна побеждать. Скрипя сердцем вынужден с вами согласиться — немедленное нарушение перемирия было бы не в наших интересах. У вас уже готов конкретный план?
— Да, господин фельдмаршал, он готов, — ответил генерал Гутьер
— Очень хорошо, — произнес Гинденбург, поворачиваясь к своему помощнику, — Слышишь Эрих, у него уже и план есть! Итак, Оскар, где мы с вами сможем поговорить?
Генерал Гутьер показал на припаркованные неподалеку автомобили, — Господа, прошу проследовать в штаб моей армии. Сейчас он располагается в Рижском замке, но скоро мы надеемся переехать в Зимний Дворец.
— Конечно, переедете, — буркнул Гинденбург, направляясь к автомобилю, — только теперь резиденция русских правителей, этих как его, Ленина и Сталина, расположена не в Зимнем дворце, а в так называемом Смольном институте для благородных девиц. — Он хмыкнул, — Это же надо было додуматься до такого!
В штабе армии генерал Гутьер подвел своих гостей е огромной расстеленной на столе карте, на которой была нанесена обстановка на фронте 8-й армии, и синими стрелами были обозначены направления планируемых ударов при прорыве русского фронта, и наступлении на Петроград.
— Господин фельдмаршал, — обратился он к Гинденбургу, — прошу вас ознакомиться с текущей диспозицией. 12-я армия русских практически полностью разложилась, и как военная сила уже не представляет никакой опасности. Русским надоело воевать, дисциплина у них ослабла настолько, что офицеры бояться отдавать солдатам какие-либо приказания. Даже для того, чтобы отправить в тыл обоз за продовольствием и боеприпасами обсуждается у них, так называемым "солдатским комитетом", после чего их решение передается через головы командиров для исполнения непосредственно нижним чинам.