Время талых снегов
Шрифт:
— Глупо, — прошептал пограничник, разглядывая потемневший распухший палец. Он знал что укус кобры смертелен. Нужно быстро спустить отравленную кровь, иначе... последний час видит он эти голубые в свете луны барханы, яркие бесчисленные жаринки звезд, пронзавшие темное ночное небо
Антон рванул из ножен штык-тесак, снял с плеча автомат, воткнул его стволом в песок, положил распухший палец на торец приклада.
— Врешь — не умру, — в отчаянии прошептал Бегичев и, занеся руку с клинком, ударил резко и сильно, отсекая уже не принадлежавший ему указательный палец.
— Я не должен умереть... Петя... Ты слышишь, не должен, — пробормотал пограничник, впадая в беспамятство, и повалился на спину.
На бинтах, стягивающих всю ладонь левой руки, проступило алое пятно. Оно ширилось, росло, и скоро вся повязка набухла кровью.
Узоров разорвал зубами второй индивидуальный пакет.
— Антон... Ты меня слышишь? Слышишь, Антон? — склонился он к товарищу.
— Слышу, — тихо отозвался Бегичев и открыл глаза. — Наложи жгут... вот сюда, — показал пограничник чуть выше локтя, — бинт не поможет.
— Как ты?
— Из смерти выполз. Еще бы полминуты, и крышка. Сайфула нарочно подложил.
— А ты как думаешь? Расчет на пограничную бдительность. Идти-то сможешь?
— Не смогу — поползу, — сквозь зубы процедил Бегичев. — Мы теперь с ним, гадом, железной цепочкой связаны.
Узоров снял со спины ранец и развернул рацию.
— Я радирую: пусть высылают тревожную в наш квадрат. И привезут воды. Мы теперь...
Он не договорил. Длинная автоматная очередь разорвала тишину пустыни. Пули с железным шорохом взбили песок у самых ног сержанта, жалобно звякнули о металл радиостанции.
— Ложись! — крикнул Узоров и скатился по склону к кустам саксаула.
Бегичев бросился следом. Новая очередь веером взбила песок впереди пограничников. Антон упал.
— Жив? — окликнул товарища Узоров.
— Живой.
— Стреляют слева, с гребня. Не давай пристреляться, открывай огонь. Я поддержу. Им важно расстрелять рацию.
Бегичев ударил из автомата по гребню. Узоров резанул короткой очередью на звук вражеского автомата и быстро пополз вверх по склону, навстречу выстрелам.
— Прикрывай огнем, — успел крикнуть он и замер, ткнувшись головой в песок. Пуля ударила в приклад автомата, рикошетом обожгла щеку.
Снова застучал автомат Бегичева. С гребня ответили длинной очередью. Узоров не шевелился.
— Петя, живой? — крикнул Бегичев.
Сержант молчал.
— Убили, сволочи.
Бегичев рванул к себе брезентовые ремни рации и вдруг увидел на металлической коробке два пулевых отверстия.
— Все, — прошептал солдат, — отработала родная.
Пограничник посмотрел на то место, где лежал Узоров. Сержант медленно полз вперед.
— Живой, живой же... — пробормотал Бегичев.
Он упер диск в коробку радиостанции и прицельно ударил по самому гребню.
Узоров достиг середины склона, взмахнул правой рукой. За гребнем вырос черный султан взрыва.
На песке лежали автоматные гильзы. От них тянулась цепочка следов, испятнанных чем-то темным.
— Он был один, — сказал Узоров, рассматривая углубление в песке.
— Теперь не уйдет, — не отрываясь от бинокля, отозвался Бегичев, — жаль, рацию попортил. Сейчас в самый раз вертолет нужен.
— Он в рацию и метил, — сказал Узоров, — в нас уже потом.
— Он ранен! — вскрикнул Бегичев, склонившись над следом.
— Вперед, — шепотом выдохнул Узоров, — я бегом. Если опять застрекочет — прикроешь огнем.
Они увидели его в лощине. Человек сидел, прислонившись спиной к стволу саксаула, руки его сжимали автомат, голова безвольно свесилась на плечо Узоров узнал Сайфулу. Большое темное пятно расплылось на знакомом халате. Старик был мертв.
— Теперь назад, — угрюмо приказал сержант, — к следу, что ведет от солончака.
Бегичев покачнулся и тяжело опустился на песок. Больную руку нестерпимо ломило и жгло, словно ее сунули в костер. Кружилась голова, во всем теле ощущалась слабость.
Сержант достал флягу с НЗ, отвинтил пробку, протянул товарищу.
— Пей, пока не напьешься, — сказал он, — и умойся.
— А ты? — пробормотал Антон.
— И я тоже. Сейчас глупо беречь воду. Мы должны его достать. Понимаешь, достать. Он недалеко. Три тысячи метров, не больше. Пей, Антон, и вставай. Скоро день.
Они шли на восток, навстречу солнцу. У них не было воды. Связь с отрядом прекратилась — сержант оставил ненужную рацию и теперь шел налегке.
На двоих — три автоматных диска и одна граната. А след то исчезал, то появлялся в стороне от заданного направления. Нарушитель двигался зигзагами, делал скоростные рывки там, где попадался такыр, и снова петлял, выигрывая время. Казалось, ему зачем-то нужен яркий солнечный свет дня.
Узорова раздражала такая неразумность неизвестного. Именно ночью он должен был идти по прямой, сокращая путь к цели. Днем же обзор местности в бинокль увеличивается втрое, и они должны увидеть его. Здесь крылась какая-то загадка.
Небо смутно розовело. И вдруг яркий, жгучий свет залил горизонт от края до края. Ночь была отброшена стремительным, резким ударом солнечных лучей.
Пустыня преобразилась. Из серо-голубой она стала жгуче-желтой, и далеко на востоке проступили на ставшем шафрановым горизонте плоские и резко очерченные, точно приклеенные к небу, холмы.
— Мираж, что ли? — пробормотал Бегичев.
— Там, за холмами, — горы, — тихо произнес Узоров, — он идет туда, Антон. И хорошо знает дорогу.
Сержант вскинул к глазам бинокль. В окулярах поплыл знакомый пейзаж: гряды бесчисленных холмов.