Время теней
Шрифт:
– Не мог мне объяснить, что произошло? Почему я это ты, а ты совсем наоборот?
Гастон осклабился, сунул в рот сигарету, даже не спросив разрешения водителя, и только выдохнув струю вонючего дыма прямо мне в лицо, снизошёл до разговора с тенью:
– Ты отстал от жизни, не понимаешь, что в мире происходит.
Я и в самом деле ничего не понял, потому и спрашиваю:
– И что?
– А то, что повсеместно идёт унификация, стандартизация, роботизация, цифровизация, и в этом процессе модернизации нет места пережиткам прошлого.
– Это с какой же стати меня записали в пережитки?
– Да очень просто. У тебя есть собственное
Вроде бы логично, но…
– Послушай! А если вы идёте не туда?
– Большинство никогда не ошибается.
Неужели до того дошло, что большинство людей перевоплотилось, причём каждый в тень самого себя? Да нет, не могу поверить! Наверняка он врёт, выдаёт желаемое за действительное. Однако допустим, что всё так:
– Но и у вас могут быть разные мнения по краеугольным проблемам бытия.
Гастон мотает головой, а потом криво усмехнувшись поясняет:
– Ты когда-нибудь видел, чтобы люди сливались в единое целое? Даже в толпе каждый сам по себе! Совсем другое дело тени, – тут он пальцем ткнул в окно: – Вон идут по тротуару несколько человек, почти касаются друг друга, но не более того. А тень на всех одна! Это ли не аргумент в пользу того, чтобы всех людей заменить тенями?
Вот что они задумали! Переворот не то чтобы в сознании, но куда страшнее, если всё у них получится. Надо попытаться как-нибудь его ущучить, доказать, что он неправ:
– Но тень не может написать роман, симфонию, картину. Она не сможет сделать научное открытие или изобрести какой-то агрегат.
– А нам это и не нужно.
Я в ужасе!
– То есть как?
– Достаточно идей, которые возникли у прошлых поколений. Всё это хранится в памяти компьютера, а остальное возьмёт на себя искусственный интеллект.
Выходит, тени собираются обойтись без нас. Если у самих мозгов не хватит, это компьютерное чудо-юдо справится. Но кто-то же должен его запрограммировать?
Гастон читает мои мысли, потому и поясняет:
– Конечно, останется некая прослойка. Это группа программистов, преданных нашему делу и соответствующим образом мотивированных.
Если будут получать зарплату на уровне министра, почему бы нет, вполне возможно. Таких продажных здесь хоть пруд пруди – воспитали новое поколение продвинутых, а у них по доллару в каждом глазу!
Когда приехали в НИИ, туда, где прежде я работал, а не он, Гастон тут же объявил сотрудникам отдела, чтобы по окончании рабочего дня не расходились:
– Проведём политзанятие. Тех, кто попытается увильнуть, оставлю без квартальной премии.
В остальном всё было, как обычно. Оказалось, что у Гастона поразительная память – изъяснялся он теми же словами, что и я, точь-в-точь! Впрочем, слова эти были произнесены ещё до того, как мы с ним местами поменялись.
Ну а в 17-30 началось:
– На первом занятии вы должны понять простую истину, что-то вроде аксиомы. Того, что было раньше, уже не будет, от слова «никогда». Теперь приоритетом для вас должна стать генеральная идея.
Вопросы с места:
– Догнать и перегнать?
– Переориентироваться на восток?
Гастон спокойно разъясняет:
– И это тоже, но суть совсем в другом. Мы должны создать новую цивилизацию. То есть имеется в виду не наш отдел, однако и мы обязаны внести посильный вклад в это крайне важное дело. Я бы даже так сказал, нам выпала честь участвовать в эпохальной миссии.
Тут не удержался от вопроса старичок – он из другого отдела, я даже фамилии его не помню, но вот прослышал про политзанятие и решил зайти «на огонёк». Хотя всё может быть гораздо проще – ностальгия замучила по прежним временам.
– Позвольте, а чем эта цивилизация плоха?
И опять Гастон не растерялся:
– От вас, дорогой товарищ, я подобного вопроса никак не ожидал. Не вы ли пережили смутные времена, когда колбаса, за исключением ливерной, была дефицитом за пределами крупных городов? Не вы ли стояли в очереди на приобретение автомобиля, а потом мучились с его ремонтом? И вот теперь пришла пора задуматься, в чём состоит причина наших бед.
– И в чём? – не унимался старичок.
– А вот в чём. У нас кто в лес, кто по дрова. При этом каждый одним глазом читает передовицу в газете, а другим смотрит на загнивающий Запад. Ну можно ли косоглазому втолковать, в чём его истинное счастье? – и, не дождавшись следующего вопроса старичка, Гастон продолжил: – А счастье в том, чтобы всем вместе строить новый мир, где ни у кого даже тени сомнения не возникнет в том, что он прав, что двигается в нужном направлении. Всё потому, что того же мнения придерживается подавляющее большинство его сограждан, да что я говорю – всех людей, живущих на Земле! Тогда легко решаются все наболевшие проблемы и с качеством колбасы, и с недоделками в автомобилях.
– И долго ещё будем это строить?
– Тут многое зависит от нас…
Кого он имеет в виду? Видимо, таких, как он. Вряд ли то, что произошло со мной, может случиться с миллионами людей, хотя наверняка есть другие способы превращения человека в тень.
Тем временем Гастон продолжал политзанятие, заливаясь соловьём и, надо сказать, имел успех у публики. Вот уж не думал, что люди, которых знаю много лет, не устоят под напором красноречия. Судя по лицам, одних он убедил, другие пока что сомневаются и лишь немногие готовы встать и уйти, однако забота о семье не позволяет – мало того, что останутся без квартальной премии, но есть риск потерять работу. Не хватало ещё, чтобы заставил всех ходить строем, тогда и вовсе будет одна сплошная тень.
В «Божественной комедии» Данте первые пять кругов ада предназначены для невоздержанных, шестой круг для еретиков и лжеучителей, седьмой круг для насильников, восьмой для обманщиков, а девятый для предателей. Я бы предложил учредить десятый круг – для тех, кто якобы из благих намерений пытается превратить людей в некое подобие теней, которые лишены собственного мнения и следуют указаниям своих хозяев.
Глава 3. Отцы и дети
Вряд ли тому, кто создал этот мир, могло прийти в голову, что от его имени будут творить гнусные дела. Впрочем, религия стала средством обеспечить послушание народов власть имущим ещё со времён язычества. Когда же люди перестали верить речам, раздающимся с амвона, пришлось призвать на помощь демократию, причём в самой извращённой форме – народ вовсе не властвовал, но делегировал свою власть неким людям, а уж они правили, следуя собственному разумению, не прислушиваясь к мнению народа. Теперь люди такую «демократию» ни в грош не ставят – уже поняли, что почём. Поэтому кто-то там наверху решил, что пришла пора принимать радикальные меры, иначе будет поздно.