Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
— Даниил каким-то образом ушёл. Вероятно, через подземный ход.
Михаил стукнул кулаком по перилам балкона.
— Дождался Данило Романыч… Не спас Киева, теперь и Галича лишился!
— Но и это не последняя новость, Михаил Всеволодович. Король Конрад попытался остановить татар под Краковом, но не успел соединить войска. Татары разбили их поодиночке — сначала войско воеводы краковского Владислава Клеменса, а потом сандомирский полк, шедший им на помощь.
Король смотрел прямо.
— Краков обречён, князь. Думаю, он будет взят со дня на день.
Князь
— Погоди… А Холм? Второй раз в осаде?
— А Холм они оставили в покое. Возможно, не хотели задерживаться.
— Слава тебе Господи! — вырвалось невольно у Михаила.
Бела Арпад усмехнулся.
— Я хорошо понимаю тебя, Михаил Всеволодович. Но сейчас мне нужен твой совет.
— Какой именно?
Король немного помедлил, подбирая слова.
— Бату-хан прислал мне ультиматум, так это следует называть. Требует выдать ему голову половецкого хана Куна и всех его людей, коим я дал приют, как беженцам. В противном случае грозит разорить всю землю мою. Что скажешь, князь?
Теперь помедлил Михаил.
— Что скажу? Если даже ты выдашь своих союзников, нашествия не избежать. Уж ты поверь мне, Бела. Татары не те люди, которые чтят договоры. Бить поодиночке врагов своих есмь любимый приём…
— Ты развеял мои сомнения, Михаил. Я думаю точно так же. Я уже послал гонцов к герцогу Хорватии. Полагаю, он не откажет в помощи.
Князь Михаил смотрел вдаль, облокотясь о перила.
— Год назад я думал так же.
…
В бане было очень тепло и влажно, однако жары не ощущалось — опытная повитуха заранее проветрила баню так, чтобы не угорела роженица и не застудилась.
Княгиня Елена лежала на полке, выскобленном добела ради такого дела, сжимая в руках вожжи. Повитуха, пожилая жилистая баба, тоже была в одной сорочке, с головой, повязанной чистой холстиной. Её помощница, девчонка лет четырнадцати, сидела чуть поодаль, готовая в любой момент сорваться с места — подать чего-нибудь… Все остальные служанки толпились в предбаннике.
— Ты тужься, мать моя, тужься!
Елена облизала пересохшие губы. Ей вдруг ясно представилось, что вот сейчас, сию минуту, она умрёт. И всё… А как же Юрик? Сирота без отца и матери, в такое-то время… Нельзя, нельзя ей никак умирать!
— Оыыыы!!!
И сразу же раздался бодрый писк новорожденного, подхваченного ловкими руками повитухи.
— Ну я ж говорила тебе, мать моя — парень будет! Во какого князя родила, аж завидно!
Елена счастливо, блаженно улыбалась.
— Теперь, похоже, тебе родить что по нужде сходить будет, с каждым разом легче и легче, — повитуха уже перевязала и обрезала пуповину, и теперь обмывала новорожденного, не обращая внимания на негодующий писк. — Эй, эй, ты чего, матушка моя?
Елена внезапно разрыдалась, неудержимо и горько.
— Где ты, Михась, где?!
…
— Ты можешь сесть, славный темник Димитор. Садись вот сюда. Попробуй вот это мясо.
Толмач забормотал, переводя слова джихангира на язык, доступный диким урусам. Сыбудай ухмыльнулся. Да, если полководец из Бату пока так себе, то в подобных делах он настоящий мастер. Пригласить к столу пленного уруса, обласкать… Трудно отказать самому величайшему Бату-хану после такого обращения. Трудно променять сочное мясо с дастархана джихангира на палача, или по крайней мере на кандалы и вонючую бурду из кишок.
Дмитр Ейкович, на всякий случай держа голову в полупоклоне, придвинулся ближе к дастархану, осторожно взял предложенный кусок. Мясо и впрямь было хорошо — китайский повар знал своё дело.
— Мне интересно знать, что ты думаешь вот по какому вопросу, Димитор, — продолжал Бату-хан, с аппетитом жуя. — Хан Белу оскорбил меня отказом, и я намерен его наказать. Но дорога в угорские земли трудна, в горах глубокие снега. Не лучше ли подождать, пока снег растает? Осталось не так долго, через месяц перевалы очистятся. Что скажешь?
Толмач снова забормотал, переводя. Дмитр выслушал внимательно, кивнул, давая понять, что осознал сказанное. Помолчал, обдумывая ответ.
— Вот что я скажу тебе, Повелитель. Ежели хочешь идти в угорскую землю, выступать нужно не стряпая. Должно быть, папа римский уже пишет воззвание, в коем призывает против тебя. Это называется крестовый поход, Повелитель.
Бату-хан выслушал перевод, склонив голову набок. Кивнул удовлетворённо.
— Поскольку Урусия отныне тоже находится под моей рукой, урусы должны принять участие в нашем общем деле. Я предлагаю тебе, Димитор, место темника в моём войске. Только тумен себе ты должен набрать сам, из урусов.
Переводчик снова забормотал, а Бату-хан с интересом наблюдал за лицом уруса. Сейчас всё решится.
— Я согласен, Повелитель, — коротко ответил Дмитр Ейкович, и Бату-хан на сей раз понял без перевода.
— Тогда доедай мясо, темник Димитор, и иди. У тебя много работы.
Когда бывший русский воевода ушёл, Бату-хан обратился к Сыбудаю.
— Ты опять прав. Как тебе удаётся всё время оказываться правым, э?
Сыбудай неторопливо пил чай.
— Я просто вижу людей, мой Бату. Кто на что способен. Если бы он ответил, что надо подождать до весны, я посоветовал бы тебе продать его, забив в колодки. Это означало бы, что он годится только сидеть в крепости. Но он ответил верно.
…
— … Я не знаю, Михаил Всеволодович. Мои воины заняли все перевалы, но на той стороне тебя ожидают монголы. Как ты пройдёшь в Холм?
Огонь жарко пылал в камине, озаряя комнату мятущимся беспокойным светом. За столом, уставленным яствами и напитками, снова сидели только двое, король Бела Четвёртый Арпад и великий князь Михаил.
Князь Михаил задумчиво разглядывал узор на бокале венецианского стекла.
— Не думаю, что они ожидают именно меня. И вряд ли они сторожат перевалы с той стороны. Не для того они явились, король, чтобы охранять перевалы.