Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
Мелькают страницы одна за другой, скупо очерчивая давно прошедшие, улетевшие годы. Годы, напоённые светом и радостью, полные счастьем, как соты мёдом… "В лето 6739-е…", "В лето 6740-е…", "В лето 6741-е…" Ага, вот: "В лето 6744-е родила княгиня Ростовская сына князю нашему Василько Константиновичу, и нарекли младенца Глебом…"
Княгиня снова тихонько рассмеялась. Как у него просто всё, у Савватия — родила и родила, одного, а теперь вот второго… Как будто Ирина Львовна котят принесла.
И вдруг словно потемнели и без того чёрные буквы.
"…В тот же год зимой пришли из восточных стран на Рязанскую землю лесом безбожные татары. И начали они воевать Рязанскую землю, и пленили ее до Пронска, и взяли всё Рязанское княжество, и сожгли город Рязань, и князя их убили. А пленников одних распинали, других расстреливали стрелами, а иным связывали сзади руки и убивали. Много святых церквей предали они огню, и монастыри сожгли, и села, и взяли отовсюду немалую добычу; потом татары пошли к Коломне…"
Вот так и кончилась та прежняя, счастливая жизнь. Теперь уже кажется Марии порой — да полно, да не сон ли всё это?
А вот и почерк летописца изменился, другими немного стали буквы, выводимые отцом Савватием. Изменился он после того, как увели безобидного книжника в полон, да как пытали железом калёным до смерти почти. Да после того, как валялся он в избушке у лесной ведуньи, медленно отползая от той грани, за которой возврата нет…
Следующую страницу Мария перевернула не читая. Не нужно… Не сейчас. А лучше никогда больше. Потому что она и так наизусть знает всё, что там написано…
Сердце всколыхнулось болью, и Мария торопливо нашарила склянку с настоем лечебных трав. Глотнула раз, другой, морщась от терпкой горечи и запаха валерьяны. Полегчало вроде… Да, отпустило.
Вот так началась и для неё, Марии, геенна огненная. Как немного раньше началась она для сестры её, любимой старшей сестрички Фили… Так и не стала Феодулия Михайловна княгиней Суздальской. Не сбылось счастье, только краешек показало, да не далось…
Княгиня перевернула несколько страниц назад, нашла ту запись.
"В лето шесть тысяч семьсот сорок первое случилось в граде Суздале несчастье великое — скончался князь Суздальский Фёдор Ярославич, прямо в день свадьбы своей с княжной Феодулией, дочерью князя Черниговского Михаила Всеволодовича. И осталась княжна Феодулия невенчаной, и пошла в монастырь Суздальский, где и приняла постриг под именем Евфросиньи, став инокиней сей обители…"
Да, всё верно записано. А что ещё можно записать? Разве можно описать глаза невесты, в день свадьбы ставшей вдовой?
И снова всплыло из глубины — нездешний взгляд сестры и мёртвый смех.
"Дитё ты ещё, Маришка. Всё ещё дитё. Ох, как это было бы здорово, сейчас бы помереть мне! Да токмо чувствую я, что не окончены испытания мои. И не станут они, злыдни эти… К чему? Дело сделано. Кому нужна соломенная невеста? Пусть идёт на все четыре стороны…"
Вошла послушница, невысокая тихая девушка, внесла подсвечник с тремя толстыми свечами — солнце село, и хотя закат ещё горел на полнеба, в углах кельи уже понемногу копилась тьма.
— Ужинать пожалуй, матушка.
— Спасибо. Не стану сейчас, — улыбнулась Мария. — Сына подожду. Не видно князя Бориса Васильковича?
— Да не видать вроде… Они, должно, уж завтра приедут!
— Нет, сегодня обещал.
Послушница взяла лучину, сунула её в зев печи, огоньком той лучины зажгла свечу — одну только зажгла, посередине. Подбросила поленьев в печь, лучину же аккуратно положила на край шестка. Хозяйственная девушка, улыбнулась Мария. Была бы кому-то женой хорошей, хозяйкой прилежной да матерью… Не сбылось.
— Не нужно ли чего, матушка?
— Спасибо, Анисья, всё есть у меня.
Девушка поклонилась и вышла, неслышно притворив за собой дверь кельи. Княгиня проводила её глазами, несколько раз глубоко вздохнула и снова взялась за летопись.
"…В лето шесть тысяч семьсот сорок седьмое опять пришли поганые татары на Русь, и осадили Киев-град, да не одолел предводитель их Мунга-хан стен киевских. И отошёл тогда со всеми полчищами к Чернигову, и воевал тот град долго и жестоко. Однако держались славные мужи черниговские, и подошла к ним подмого от Киева по воде…"
Да, тогда отец хорошо отбился от Менгу-хана, подумала Мария. Степняки и сейчас не владеют искусством корабельного боя, тем более не владели тогда. Ладьи из Чернигова прошли по Десне на виду у монголов, подбросив подкрепления в осаждённый город, а затем ушли обратно, увозя из Чернигова детей и жёнок. Если бы у Менгу имелась в осадном обозе всего-то одна длинная цепь, чтобы протянуть её поперёк реки, весь план рухнул бы в одночасье. Однако цепи не оказалось.
Мария усмехнулась. Отбились, да не совсем. Город тогда всё равно пришлось оставить. Ну да главное — люди целы остались…
Стало совсем темно, и Мария пододвинула к себе кованый железный подсвечник, где ровным пламенем горела одна свеча. Хороший воск, чистый, промелькнула посторонняя мысль. Сейчас не найти нигде чистого воску, сплошь мешают с мукой да песком. Привыкли для дани татарской мешать, теперь и для своих мешают…
Запалив от горящей две другие свечи, княгиня продолжила чтение.
Да, в тот год ещё оставалась воинская сила на Руси. Не та, что до нашествия, но всё-таки весьма и весьма немалая. Как тогда метался батюшка, пытаясь собрать всех князей воедино! Убеждал, уламывал, улещивал… Всё бесполезно.