Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
— Развлекаешься, воевода? — раздался сзади голос князя Юрия.
Воевода и тут не дрогнул. Многолетняя привычка брала своё, и тело опытного воина само знало, что делать — плавно ведя "на острие" стрелы врага, задержать на миг дыхание… Стрела со свистом ушла к цели, и ещё один степняк покатился в снег.
— Стрелков добрых наперечёт, княже, — воевода отстранился от бойницы, и в неё тут же с жужжанием влетела монгольская стрела. — Вот я и думаю: дай-ка десяток-другой поганых спешу…Эй, ребята! Стрелы, которые тупленые,
— Уже унесли! — донёсся молодой, ломкий голос.
— Ну добро! А остальные сюда, на стену давай!
Князь Юрий был ещё бледнее вчерашнего.
— Хорошо придумал, Клыч. А то уже сегодня свои-то стрелы кончатся, похоже.
— Ты чего меня искал-то, княже?
— Пойдем, воевода.
— У меня и здесь…
— Пойдём, говорю. Сам увидеть должен.
Князь повернулся и пошёл, ровным широким шагом. Воевода шёл за ним и думал — и не скажешь, что третьи сутки без сна. Что в сече кровавой был, что с остатками дружины сквозь лес продирался… Что брата и родичей своих потерял на поле бранном, а перед тем сына. Да, князь Юрий таков — не гнётся… покуда не сломится.
— Смотри, — князь показал в бойницу рукой.
Воевода выглянул осторожно. За Окой, напротив города, почти у самого берега кипела работа. Человечки, отсюда похожие на муравьёв, тащили брёвна, брусья, ещё что-то…
— Что скажешь? — обратился с вопросом к воеводе князь.
— Значит, и отсюда тоже… — воевода отстранился от бойницы. Глаза его встретили взгляд князя. Опытные воины понимали друг друга без слов.
— Думал я разбить воев наших надвое, дабы одни отдыхали, покуда другие на стенах стоят. Теперь, похоже, всех до единого придётся на стены ставить.
Князь Юрий двигал желваками на скулах.
— На сколько хватит их?
— Чего ты от меня-то хочешь, Юрий Ингваревич? — нервно промолвил воевода.
Они помолчали.
— Знаю, чего ты в стрелки записался, воевода, — произнёс князь. — Лёгкой смерти ищешь?
Воевода помедлил с ответом. Тяжко вздохнул.
— Ты прав, княже. Малодушен я. Не хочу увидать, как в город наш славный поганые ввалятся.
Снова помолчали. Два опытных воина не нуждались в многословной беседе. Зачем теперь уже слова? Всё ясно.
— Пойду я… Юра — произнёс Клыч тихо. — Работы много.
— Иди, Клычик, — так же непривычно-мягко ответил князь.
Воевода повернулся и зашагал по стенному настилу.
— А к бойницам больше не лезь! — донеслось вслед. — Пристрелят, нам вдвоём с князем Романом оборону держать?
— Учту, княже! Приму меры! Хрен меня так просто пристрелишь!
…
— Позволь отвлечь тебя, славный нойон…
Джебе открыл один глаз. Перед ним, почтительно склонившись, стоял Елю Цай.
— Чего тебе? — проворчал Джебе, открывая второй глаз, — только заснул…
— Прости, что потревожил твой сон, могущественный, — китаец держался почтительно, но твёрдо. — Очень срочное дело.
Монгол сел, почёсываясь, зевнул.
— Излагай.
— Мне нужно пару тысяч урусских девок.
Джебе вытаращил глаза. Пару секунд сидел неподвижно, затем дико захохотал.
— Две тысячи! Ха-ха-ха-ха! Девок… Ох-хо-хо-хо… Когда ты будешь их огуливать?
— Нет, могущественный, — китаец тоже засмеялся. — Это сделают твои славные воины. А мне нужны их волосы.
— Волосы? — монгол перестал смеяться — Зачем?
— Понимаешь, славный нойон… Сейчас я могу построить только шесть камнемётов, потому что у меня только шесть комплектов деталей. Бронзовые оси для таких машин здесь достать невозможно, а чтобы отковать подобные, нужны сто хороших кузнецов и уйма времени…
— Ты заранее ищешь оправданий, Елю Цай?
— Ни в коем случае, — китайский мастер держался по-прежнему твёрдо, хотя знал — стоит Джебе хлопнуть в ладоши, и его уволокут из шатра и удавят. Пайцза Бату-хана тут не защита, поскольку Джебе второй после Сыбудая человек в орде. — Я не ищу оправданий, прославленный. Я нашёл выход.
— Ну? — недоверчиво покосился монгол. При всей своей храбрости Джебе питал к китайцу некоторую опаску, поскольку считал всю его машинерию натуральным колдовством.
— Существуют и другие конструкции камнемётов, прославленный. Наиболее легко и быстро можно построить вот такой, — Елю Цай развернул шёлковый свиток, густо исчерченный тушью. Монгол взял свиток, принялся его важно разглядывать, держа вверх ногами. Елю Цай гигантским усилием воли подавил улыбку.
— Ну а девки-то тут при чём?
— Упругие элементы машины лучше всего сделать из женских волос. Конские, конечно, тоже можно использовать…
— Ещё чего! — возмутился Джебе. — Остричь хвосты у двух тысяч коней? Будут тебе урусские девки! Хоть две тысячи, хоть три!
…
Стрела, обмотанная горящей просмолёной паклей, огненным метеором влетела в бойницу и по крутой дуге ушла вниз, воткнувшись в крышу какой-то избушки, близко прилепившейся к городской стене. Вторая с глухим стуком вонзилась в частокол, шипящее пламя затрепетало на ветру, озаряя бойницу снаружи неровным мятущимся светом.
— Туши! Туши, говорю!
Кто-то уже проворно лез на забор и далее на крышу строения. Схватил и обломил горящую стрелу, бросил вниз — огонь зашипел в снегу, извиваясь, словно от нестерпимой муки, и умер. Но на смену погибшему огню спешили его товарищи — горящие стрелы начали густо перелетать через частокол
— Худо дело, воевода! — к Клычу подбежал сотник. — Надо мужиков ставить на крыши ближних-то изб, не то пожар займётся, и не потушить!
— Мужикам на стенах место! — отрезал воевода. — Ты вот что, Ждан. Собирай немедля отроков окрестных, пусть-ка они на крыши лезут! Да быстро, быстро!