Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
Превозмогая себя, Коловрат сел, потом встал, опираясь о чьи-то руки.
— Что дальше, воевода?
Евпатий повернул голову на звук, медленно.
— Дальше? Буду бить их, покуда не убью до одного. Либо меня убьют. Вас, господа честные, неволить не смею.
— Мы с тобой, Евпатий, — первым ответил рязанец из охранного отряда.
— Мы тож с тобой, воевода, — чуть помедлив, ответил старый сотник из Чернигова.
— У вас дом есть. У нас нет.
— С тобой мы, Евпатий. Увидели мы, что есьм Батыга. Лучше тут воевать, не то и у нас
…
Огонёк лампады не в силах разогнать мрак, затопивший опочивальню. Князь Михаил лежал на спине, закинув руки за голову, неподвижно глядя в потолок.
— Не спишь, Михаил Всеволодович?
Княгиня Елена прижалась к мужниному плечу, пытаясь развеять тяжкие думы супруга. Михаил вздохнул, обнял жену одной рукой.
— Тяжкие времена настают, Елена Романовна. Трудно нам будет.
— Когда было легко и кому, Михась?
Князь покосился. Молодая женщина не отвела взгляда, глаза блестели в полумраке.
— Так трудно не было ещё, Еленка. Похоже, вопрос так встанет — быть Руси или не быть.
— Как это — "не быть"? Что значит — "не быть"? Куда она, земля-то русская, денется? Не стадо коней, чать, не угонишь.
— Не быть, это значит вот что — земля, она на прежнем месте останется. Токмо жить тут будут уже другие люди, не русские.
— Ой! — княгиня прижала пальцы ко рту.
Помолчали.
— Вон в древних книгах ромейских сказано — тыщу лет тому назад жили в сих местах иные народы, покуда словене не пришли, от коих все русичи род свой ведут.
— А те народы делись куда?
— А вот туда и делись, откель все мы вышли. Нет их больше.
Снова замолк князь Михаил, надолго.
— Вот я и думаю — неужто и наше время вышло?
Княгиня судорожно вздохнула.
— Ладно… — медленно, ровно проговорил Михаил. — Сколько жить кому и как умирать — то Божья воля, стало быть, и заботы его. А мы, смертные, должны делать то, что должно. Думаю, рать собирать пора. Нельзя боле мешкать, и пёс с ними, с убытками.
— Выручать пойдёшь Георгия Всеволодовича, стало быть?
Михаил усмехнулся.
— И пёс с ним, с великим князем Владимирским. Не его спасать — Русь выручать пойду.
…
— …Адык, проверь в тех домах, ближе к лесу! Да смотри, чтобы никто не сбежал!
— Эйе, начальник!
Монгольские всадники с гиканьем рассыпались, охватывая беззащитную деревушку-весь со всех сторон, отсекая от лесной опушки.
Галсан усмехнулся. Да, правы мудрецы, говорящие: "Баран щиплет по травинке, а нагуливает большой курдюк. Волк рвёт мясо большими кусками, а всё равно худой" Обшаривать вот такие поселения, которых в урусской земле несчитано, гораздо выгодней, чем лезть на стены больших урусских городов. Пусть глупцы и гордецы лезут, в надежде взять сразу мешок золота из урусской казны. О том, что многие вместо золота получат уруссую стрелу в глаз или меч в брюхо, глупцы не думают. Что ж, Галсан не станет им мешать. Он своё возьмёт и так, тихо и незаметно…
— А-а-а! Урусы!!
Маленький отряд Адыка, посланный к самой лесной опушке, во весь опор скакал назад, настигаемый всадниками в сверкающей броне. Кто-то выстрелил на скаку назад, с полоборота, не целясь, и тут же покатился в снег, сбитый урусской стрелой. Откуда?!
Но думать уже было некогда. Со всех сторон из лесу вываливались урусские всадники, и их было много, очень много.
— А-а-а!!! — дико завизжал Галсан, выхватывая из ножен саблю, но могучий урус походя вышиб её из дрожащей руки и тут же плашмя ударил Галсана по голове.
Когда сознание вернулось, монгол обнаружил себя лежащим лицом вниз в утоптанном снегу, со скрученными сзади руками.
Две пары сильных рук подхватили его, поставили на колени.
— Вот это, похоже, начальник ихний, Евпатий.
Высокий урус в сверкающих богатых доспехах спешился с коня, подошёл вплотную. Галсан содрогнулся — в глаза ему смотрела сама смерть.
— Спроси его, Варлаша, кем послан и где стоит головной отряд.
Галсан содрогнулся вторично, когда слепой заговорил. Едва дождавшись конца вопроса, монгол заговорил торопливо, сбивчиво — очень уж страшен был мертвец, говорящий по-монгольски ровным, тусклым голосом.
— Отряд Азарги, тысячника в тьме славного Бурундая, стоит возле руин маленького урусского города на реке неподалёку, — перевёл Варлам тем же ровным мёртвым голосом.
— Это, должно, под Ижеславлем они стоят, — подал голос один из витязей. — Я родом оттуда, места знаю, ежели что.
— Где стоит сам Бурундай?
— У большой реки.
— Возле самой Оки, стало быть, — подал голос всё тот же витязь.
Евпатий кивнул, и один из державших Галсана воинов полоснул монгола по горлу кинжалом. Хрипящее, судорожно дёргающееся тело оттащили в сторону.
— Глянь, Евпатий. Местные, похоже.
Из домов уже выбирались селяне, ободрённые развитием событий. Впереди всех вышагивали невысокий кряжистый мужик с окладистой бородой и громадный, заросший волосом по самые глаза детина.
— Здрав будь, боярин. Спасибо тебе от всего нашего обчества, земной поклон кладём. Спасли ведь вы нас от смерти лютой да полона горького.
Делегаты поклонились разом.
— И вам здоровья, мужики. Оно вам ой как понадобится. В лесу ведь жить придётся отныне.
— Ништо, мы народ привычный, — невозмутимо отозвался кряжистый. — Ты вот что, боярин… Возьми нас к себе, пожалуй.
— Обоих враз? — усмехнулся Коловрат.
— Не обоих, однако. Дюжину наберём.
Евпатий прищурился.
— Мне ведь не пастухи нужны. Воины добрые.
— А ты не брезгуй, — вновь не отвёл глаз кряжистый. — Прости, что скажу, воевода: теперь тебе и не шибко умелым бойцом пренебрегать не след. На мечах мы, конечно, не обучены, но топорами могём…
— А насчёт стрельбы из лука? — ещё сильнее прищурился Коловрат.