Время улыбается
Шрифт:
– Лучше я бы не приходил в себя.
Так он провисел сутки. Затем его снова вызвали на допрос.
Следователь тот же, уже не ласковый, но суровый. Тянет бумагу.
– Подпиши крысенышь. Иначе тебе и твоим родителям каюк.
– Нет, никогда.
Впрочем, даже если бы он и хотел,
Снова продолжилась игра с током. На сей раз, он гораздо чаще терял сознание. Так и ничего, не добившись, следователь распорядился, чтобы его отправили в ящик. Это был ряд разных по размеру, но, как правило, маленьких камер, утыканных внутри гвоздями. В них можно было только спокойно стоять, при малейшем движении гвозди вонзались в тело.
Нашли гады новую муку, Тапир то и дело падал, натыкаясь на острие, затем вскакивал, из распоротой кожи лилась кровь. Его и без того трясло от страданий. Наконец чтобы унять мучения, он притулился спиной к гвоздям, стараясь чтобы, они лишь слегка давили. Но ослабевшая поясница не держала, и он опустился, тут же отчаянно вскрикнул пробитый остриями. Так и дергался несчастный ребенок, то, теряя сознание, падая проколотый, то вновь отчаянно поднимаясь. Ему казалось, что его вилами тычут черти, и заживо пропороли, сделав шашлык.
– Господи! Боженька прости меня грешного!
– Молил он Всевышнего.
– За что терзают ребенка.
Кровь капала с прокушенного языка. Так он промучился сутки, ослабев от Ада, что его пришлось волочь по коридору. В кабинет его затолкали прикладами, швырнули в кресло, сунув под нос нашатырного спирта. Ребенок открыл глаза, в них читалось страдание и ужас.
Следователь положил свою руку в красной перчатке на голову и лаково погладил мальчонку.
– Ну, вот теперь я думаю, ты доволен. Расскажешь все и подпишешь.
– Нет!
– Промычал Тапир.
– Ну что же! Теперь нам придется привести сюда твою мамку помучить. Ведь дети не любят когда истязают родителей.
– Не надо!
– Надо! Надо! Или ты подпишешь? Нет, так приступим.
Вот палачи ввели в кабинет бледную шатающуюся женщину.
Тапир с трудом узнал свою маму, как она похудела, на лице синяки, в волосах седина, тело едва прикрыто лохмотьями.
Ее бесцеремонно раздели, вздернули на дыбу.
– Ну, говори.
Тапир закрыл глаза. Тогда мальчишку привязали к креслу, и надели специальные очки не дающие соединить веки. Нагую женщину стали сначала избивать кнутом, потом бить током. Затем роли поменялись и уже Тапира так лупцевали, что он терял сознание.
Где-то в полубреду слышался голос матери.
–
Перед глазами бурлило кровавое море, ему то дело совали в негнущуюся пальцы ручку. Наконец он не выдержал и в один из моментов просветления что-то вывел на подсунутом листе бумаги. Затем хотел кинуться и порвать, но не было сил.
– Вот умница! Что же мы не звери, я обещал тебя отпустить, так оно и будет.
А на счет сообщников не беспокойся, твои родители назвали их без тебя.
На Тапире уже не было живого места, поэтому, врезав еще пару раз для острастки, его бесчувственном виде отнесли в прежнюю камеру. Там ему предстояло дожидаться решения, или смертная казнь или вечная каторга. Впрочем, детей казнили реже, чем взрослых, так был шанс, скорее всего, оказаться на какой ни будь стройке - теократии. Там и умерев от побоев и непосильной работы. Серж с сочувствием встретил своего "младшего брата".
– Как они тебя изуродовали. Скоты!
– Видимо водили на допросы, и повели в ящик.
– Добавил мальчишка со светловолосым ежиком.
– Да этот ящик. Сам я не сидел, но моего друга, как пропустили сквозь мясорубку, что он потом кровью испражнялся.
– Ничего пацан крепкий отойдет. Меня вот на допрос к следователю еще не водили, так может еще выпустят.
– Тебя может да! А его уже нет!
– Серж нахмурил брови.
– Как я ненавижу этих ублюдков.
Тапир уже крепко спал, после ящика и карцера, нары казались царским пуховиком.
Утром их разбудили и его наравне со всеми отправили трудиться. Тапир еще не отправился от пыток и потрясений. Его шатало, он уже несколько дней ничего не ел.
Крапивный суп и хлеб из маки с опилками показался самым изысканным кушаньем. Поев, мальчик почувствовал прилив сил. Вот их вывели на улицу, было пасмурно и на редкость холодно. Моросил мелкий дождик. Тапир вместе с ребятами затянул песню. Стараясь шагать в ногу и вытягивая носок, они зашали по улице. Обожженным током ступням было приятно шлепать по прохладным, даже покрывшимся тонюсенькой корочкой льда лужам. Вот они промаршировали мимо новой церкви.
В этот момент мальчик почувствовал себя плохо. Перенапряжение последних дней внезапно ударило по голове. Он пошатнулся и потерял сознание.
На него обрушились удары плетью, распарывая многострадальную спину. Затем вылили ведро ледяной воды. Но и это испытанное средство не помогло. Рассудок не желал возвращаться.
– Может убить его!
– Предложил один из надзирателей.
– Нет!
– Произнес боец в погонах капитана.
– Возможно, он еще нужен для следствия. Привяжем его за руки к дереву, так он не убежит, а на обратном пути подберем.