Время умирать
Шрифт:
Первым делом пленник закашлялся, но прежде, чем кашель утих, Эймс приставил ему к глотке кинжал и предупредил:
– Будешь орать – зарежем.
Человек кивнул. Эйо посмотрел на меня, предлагая вести допрос.
– Ответишь на вопросы, – мягко, насколько мог, пообещал я, – мы тебя отпустим и больно не сделаем.
– Кто это, вы? – вместо ответа спросил пленник.
– Сейчас много важнее кто ты такой!
– Я Клус, младший брат Ордена Духов, – ответил мужичок.
– Отлично, ты-то нам и нужен! – сказал я и начал задавать вопросы, угрюмо глядя
Да, Орден готовился к войне. Да, братья привозили невольников в Великую Крепость. Да, из Нордении, и из других королевств. Зачем? Младший брат не знал. Этого ему никто не объяснил. Просто приказали и все.
– Меня интересуют те, кого доставили сюда из Виллона, – сказал я, – знаешь такой город?
– Знаю, но их здесь нет, – проговорил брат Ордена, пряча глаза.
– Не ври! Мы знаем, что их привезли сюда!
Пленник помотал головой, как корова, к которой пристают надоедливые мухи.
– Вы не понимаете. Их уже здесь нет, – произнес пленный брат, – у нас пропало несколько караванов с провиантом. Еще кое-что отобрали местные стражники. Запасы были на грани, а людей кормить надо. Вот нам и пришлось обменять партию задержанных на провиант.
– Обменять на что? Кому? – прорычал Эйо.
– Мы с дикарями поменялись. Они нам товар, а мы им людей… здесь всегда так делают…
Я одарил пленника таким взглядом, что он вздрогнул и попытался отодвинуться подальше.
– Дикари требовали молодых, – попытался оправдаться брат Ордена. – Караван из Виллона только прибыл… и там много было парней и девушек… нам старшие приказали… они сказали всех отдать, но стариков норды не взяли… пришлось их в лагере оставить.
– Значит, моя мать здесь, – воскликнул я, то ли от радости, то ли от горя, – Фора Ллойд, знаешь ее?! Отвечай!
– Ллойд… я… я не…
– Что, не узнаешь? – прошипел я и от злости пнул пленника ногой. Он упал.
– Она… ее… я ее знаю, вернее знал, даже не знал, видел. Она и еще несколько стариков бросились отбивать молодых… Сумасшедшие. Мы пытались их усмирить, но они ничего не хотели слушать… мы их пытались спасти, но норды не дали, перебили их всех… мы даже ничего не успели сделать.
Моя мама! Сумасшедшая?! Ох, нет, она не сумасшедшая! Она МАТЬ!!! А на что рассчитывает мать, когда ее дочерей отдают рабами в дикие земли? Ни на что она не рассчитывает. Она просто встает и бросается на защиту. Она отдает все, чтобы спасти своих детей от ужасной участи. Она борется до последнего вздоха…
– Вы ее убили, – процедил я.
– Нет, нет, мы не убивали, – заплакал брат Ордена, – мы их спасти пытались, но дикари не дали. Они же дикие.
Не знаю почему, но я ждал этих слов. С самого начала как увидел пленника в руках Эйо. Может быть, это было дальновидение, может, животное ощущение беды. Но с того самого момента, как я услышал запинающийся голос пленника, я знал, что ничем хорошим его история не закончится. Знал, хотя не мог этого знать. И ждал в надежде услышать другое. Ждал до конца. И вот он, конец. Мои сестры превратились в рабынь. Моя мать погибла. И ради чего? Почему? Неужели это наказание мне за мои проступки, за то, что ушел искать караван? Нет уж, не верю. Если и есть наказание, так не мое, а от меня. Да! Я уж позабочусь, чтобы все те, кто обидел мою семью, поплатились за это. Да! Наказание будет, и я его раздам всем и по заслугам!
Пленник продолжал еще что-то говорить, но я его не слышал. Холод и оцепенение проходили. Внутри нарастали ярость, боль и желание пустить кровь, отомстить. Перед глазами возникла мутная пелена. Рукоять меча была непривычно холодной. Удар был молниеносен.
– Спаси… – взвизгнул брат Ордена и выдохнул уже хриплым шепотом, – …т-е-е-е-е…
Он упал и замер, а у меня перед глазами стояли родные. В сердце был ледяной холод и боль, словно его сперва заморозили, а потом расколотили на мелкие осколки. Я не слышал слов. Все слова закончились. Они были теперь ни к чему. Кто-то схватил меня за плечо, пытаясь задержать. Я рванулся, затрещала ткань. Сзади слышался чей-то топот, сбитое дыхание. Меня хотели догнать, остановить. Плевать. Не важно. Все теперь не важно. Я уходил искать отца, а потерял всех – отца, мать, сестер, братьев, друзей. У меня никого не осталось. От моей жизни не осталось ничего.
Только бы добежать!
«Стой!» – гаркнул незнакомый голос. Он доносился не сзади, а сбоку. Я обернулся. Ко мне приближался патруль. Суровые лица, оружие, доспехи. До лагеря я не добежал, но это не страшно. Меч, по-прежнему зажатый в руках, описал полукруг. Смертоносный росчерк стали, звон клинков, крики, ругань – все слилось воедино и потонуло в бешеном бое сердца.
В глазах было темно. Я рубил, рычал, бил, прыгал и снова рубил. Кажется, кричал, кажется, готов был рвать зубами, а может, и рвал… не помню. Очнулся я среди трупов. Кто-то окровавленный уползал в темноту. Я рванулся за ним, но сзади навалилось что-то огромное, а потом я провалился в туман. Туман был плотный, такой плотный, какой не был, наверное, ни разу. И в этом жутком мареве замаячил странный силуэт. По коже побежали мурашки. На мгновение забылись и гнев, и ярость, и боль утраты, и отчаяние.
– Чего тебе нужно? – крикнул я тому, кто шел ко мне.
Силуэт дернулся, и мне почудилось, что он улыбнулся, хотя улыбки видно не было, да и лица не было, но я почему-то знал, что незваный гость улыбается.
– Хочу поговорить, пока не поздно, – произнес неожиданно мягкий голос. В нем не было злобы, не было раздражения, не было лести. Но была сила.
– Хочешь поговорить, выйди из мрака.
Туман раздвинулся. Силуэт приобрел очертания и превратился в огромного волка. Глаза его загадочно светились. Я вздрогнул. Я видел это невероятно огромное создание раньше, у реки, когда уходил от братьев Ордена.
– Так это был ты? – спросил я.
– Нет, – честно ответил бархатный голос. При этом волчья пасть оставалась без движения.
– Как нет? Я же видел тебя у реки!
– Ты видел зверя, а не меня, – ответил голос все тем же размеренным тоном.
– Значит, это не твой истинный облик?
– Нет, этот образ выбрал мне ты, хотя не все ли равно, кто как выглядит?
– Мне не все равно, – обрубил я, – хочешь говорить, покажи свое настоящее лицо.
– Успокойся, оставь свой гнев, освободи разум, – продолжил голос.