Время волков
Шрифт:
От скорби мне хотелось метаться и выть, кричать и проклинать богов. Но вместо этого я взял Вендис за руку и вернулся с ней на поляну, где волки собирали оружие. Своих умерших волки не хоронят. Мы просто сложили их трупы отдельно от Звероловов и прикрыли ветками.
Серым безрадостным днем мы выступили в обратный путь, и только теперь меня начали донимать раны. По-видимому, они были не слишком серьезными, раз я мог еще идти. А идти было нужно, потому что нас осталось всего тринадцать человек, и все мы имели раны, и нам приходилось еще нести боевые трофеи: невиданное количество оружия и металлических изделий. Теперь я мог вооружить почти
И я шел, ослепленный духовной и телесной болью, невзирая на лихорадку и темные пятна в глазах. Волчонок отделался несколькими царапинами. Слегка прихрамывая, он бежал подле меня, ни на мгновение не умолкая. Весь путь домой он рассказывал мне о своих подвигах, подсчитывая убитых им врагов. А было их столь много, что количество давно превысило шесть десятков вышедших против нас Звероловов. И лишь к концу пути Вендис, заметив мое плохое состояние, отогнала от меня братца и шла со мной рядом, беспокойно поглядывая. Ее забота бесила меня, но отогнать ее я не смог. Я шел, борясь с тошнотой и головокружением, боясь лишь одного: упасть на глазах у моих товарищей.
Когда мы вернулись, израненные, груженные оружием, в Волчьем Доле нас встретили грустными песнями. Каждое лето Звероловы уносили жизни не одного десятка волков. Потери были привычны для стаи. Но впервые даки ушли в Чертог Воинов в сопровождении стольких врагов. Впервые Звероловы вернулись в свою крепость без пленников.
— Я должен кое-что сказать волкам, — обратился я к Креоку.
И добавил про себя: пока я еще могу говорить. Креок сделал жест рукой, призывая всех замолчать. Песнь оборвалась; В тишине на меня уставились десятки пар волчьих глаз.
— Каждый из вас скажет потом о ком-то из убитых. Пусть о каждом кто-нибудь скажет слово. Я скажу о Рри. Он был таким спокойным и чистым, словно небо в безоблачную и безветренную погоду. Хороший воин, хороший товарищ. От таких не ждут ни подвигов, ни предательства. Он сражался рядом со мной и по приказу вашего вождя прикрывал меня. Не буду говорить, правильно ли это. Но скажу, что я видел во время битвы. Нет еще того барда, который сложит о нем песнь. Рядом со мной сражался герой, бесстрашный, отважный! Он бросался в самое пекло и не думал о собственной жизни. Кровь залила его всего с головы до ног, на нем не было живого места от ран. Но он сражался за меня, за вас, за свое племя, за эту победу, за то, чтобы сегодня мы смогли сказать друг другу: да, мы многих потеряли, и боль потери разрывает наши сердца, но мы победили и доказали себе и врагам, что мы можем победить, а значит можем выжить. Рри погиб не зря. Его смерть принесла поражение Звероловам, они больше не устрашающий кошмар, они просто заноза в волчьей лапе. Мы избавимся от этой занозы. Я верю, что пока среди нас есть такие волки, как Рри, мы непобедимы. Пусть будет легок путь Рри через Серую Долину!
— Пусть будет легок путь Рри через Серую Долину! — подхватили вслед за мной волки. — Пусть будет легок путь!
Я растрогался собственной речью едва ли не до слез. Почему перед битвой я не смог сказать им ничего такого?
Среди волков я увидел престарелого отца Рри, его лицо сияло гордостью, я подумал, что должен подойти к нему.
Когда я дотронулся до его плеча, старик поднял на меня волчьи глаза и благодарно кивнул. Ему понравилась моя речь.
Очередь говорить перешла к Креоку. Он прокашлялся и громко произнес:
— Залмоксис верно сказал, о мертвых героях здесь еще прозвучит много речей. Я
Поднялся ужасный галдеж, и я даже не сразу понял, что это славят меня. Кличка, придуманная людьми, как оскорбление, превратилась внезапно в мое боевое прозвище. Сопровождаемый криками волков, я ушел к себе в пещеру, чувствуя, что силы покидают меня.
Не знаю, долго ли пролежал я здесь в полузабытье, когда Креок пришел ко мне. Он велел мне подняться, но ноги не послушались меня, и я рухнул обратно на свою лежанку. Тогда он поднял меня на руки и отнес в свою пещеру. Его жена промыла мои раны и перевязала их, напоила меня каким-то отваром, от которого я уснул долгим и глубоким исцеляющим сном.
Несколько дней, пока я был еще слаб, мне пришлось провести в семье Креока. Какими благословенными и умиротворяющими были эти дни. Пещера Креока словно существовала вне времени, будто была в Ином Мире. Я изо всех сил старался ощутить себя своим в этом уютном мирке любви и согласия, в этом чистеньком жилище, где всегда вкусно пахло, где все были довольны друг другом. Я пытался сродниться с этим миром хоть на время, ощутить себя членом этой замечательной семьи, похожей на все другие счастливые семьи своей безмятежной умиротворенностью, забыть хоть на время тревогу и тоску. Вендис и ее мать окружили меня нежной заботой.
Мне так хочется тишины и покоя — тишины в сердце и покоя в душе. Белая Волчица могла бы дать мне и то, и другое. За время жизни среди лаков эта мысль все чаще посещала меня, и тогда я с новым интересом рассматривал стройную фигуру Вендис, ее светлые, почти белые волосы, изящные, неторопливые движения молодой хищницы. Я предпринимал самые героические, самые серьезные попытки полюбить ее. Она была одухотворяюще красива, возбуждающе соблазнительна, я тянулся к ней всей душой, но в обществе ее, как и ни в чьем другом, не находил покоя.
Меня все чаще охватывало гнетущее ощущение падения, на миг мир менялся и обретал черты черного туннеля. Заботы о боеспособности и безопасности даков, подготовка к битве и сама битва со Звероловами вырвали меня из этого странного состояния, но теперь я начал вновь проваливаться в него. По ночам меня мучили кошмары. Отступившие на время, они вновь вернулись ко мне. То снилась мне окровавленная и хохочущая голова альбиноса — моего вождя Бренна. То видел я бредущего по высокой ржи странника с посохом в руке, он оборачивался и звал меня, и тогда я понимал, что это Гвидион. Я пытался бежать ему навстречу, но ветер бил меня в грудь, сбивал с ног и сталкивал в пропасть. И тогда я падал, падал, поглощаемый черной пустотой.
Меня растолкала Вендис.
— Что тебе снилось? Ты кричал во сне, — спросила она озабоченно.
Я удивленно смотрел на девушку, медленно приходя в себя, с трудом веря, что это был только сон. Видение казалось мне более реальным, чем эта чистенькая пещерка, в которой я очнулся.
— Что тебе снилось? — повторила свой вопрос Вендис.
— Мне снилось, — пробормотал я, все еще находясь между сном и явью, — что у меня есть крылья, словно у птицы, но только огромные, с черными перьями. Но почему-то, несмотря на эти крылья, я все время падаю, падаю, словно какая-то пропасть затягивает меня.