Время войны
Шрифт:
— Он арестован? — резко спросил Бранивой.
— Так точно, — ответил Страхау, хотя на самом деле генерал Казарин арестован пока не был. Генеральный комиссар Органов хотел получить личную санкцию вождя, потому что штаб округа ни в какую не хотел отдавать генерала, чей исключительный профессионализм представлял для военных особую ценность.
Теперь Страхау, пусть и окольным путем, такую санкцию получил. И тотчас же по выходе из кабинета вождя спустился к себе в подземный этаж Цитадели и по секретной линии связи позвонил
— Приказываю срочно арестовать генерала Казарина, — сказал он. — Распоряжение Верховного. Действуйте без промедления и не дайте ему уйти. Отвечаете головой!
— Отправить его в Центар?
— Пока не надо. Подержите его у себя и допросите как следует. Но без увечий. Он может еще понадобиться.
16
В этот день Лана Казарина вернулась домой поздно, усталая, но веселая. Весь день она провела на полях агрокомплекса имени Бранивоя, сажая картошку вместе со всем классом. Погода стояла изумительная, а на полях соседнего агрокомплекса копались в земле солдаты Дубравского полка, с которыми напропалую заигрывали молодые сельские труженицы.
Прямо рядом с полем по обе стороны дороги возвышались два монумента. Первый был памятником Василию Чайкину с надписью на удлиненном постаменте с вереницей орденов: «Героический четырежды ордена Чайкина знаменосный образцовый Чайкинский край», а другой представлял собой гигантский барельеф Бранивоя с надписью «Ордена Майской революции знаменосный Дубравский край».
Здесь проходила граница двух краев в составе Закатного округа и межевая черта двух агрокомплексов — имени Бранивоя и имени Великой Победы.
Босоногие селянки отчаянно форсили перед солдатами, забираясь на горячий бетон монументов и прохаживаясь по узкой кромке над планкой орденов, которая была немногим шире железнодорожного рельса. Свалившись оттуда, можно было запросто переломать ноги, но зато все воины во главе с офицерами то и дело бросали работу, чтобы поглазеть на это представление.
Суровый замполит на пару с гладко выбритым контрразведчиком сгоняли бойцов обратно на поле, а контрразведчик даже хватался за кобуру по адресу пейзанок, грозя не то выпороть их ремнем, к которому кобура была прицеплена, не то перестрелять всех на месте за надругательство над памятником.
Но пейзанки не зря жили здесь с самого рождения и были в курсе, что никакие это не памятники, а всего лишь дорожные знаки. По ним лазили многие поколения местных детей и подростков, и никому никогда ничего за это не было.
А когда у солдат начался обед, и возле монументов сгрудился весь батальон, городские старшеклассницы не выдержали и тоже полезли на монумент.
Первой была, конечно, известная хулиганка Наташа Казлова, которая лихо пробежалась по узкой планке в своих резиновых сапожках. Но селянки заорали ей снизу:
— А босиком слабо?
Говорить такое Казловой было верхом неосмотрительности. Она тут же сбросила сапоги и с криком: «Это кому слабо?!» — метко швырнула их в деревенскую девчонку.
Но едва Наташа, грациозно пританцовывая на обжигающем бетоне, пробежала по планке обратно и спустилась с небес на землю, селянка, получившая сапогом по голове, накинулась на нее с кулаками.
Тут к обеим воюющим сторонам набежала подмога и на границе двух краев, как раз между монументами, выполняющими функцию дорожных знаков, закипела грандиозная потасовка.
Когда горожанки больно наступали своими сапогами, башмаками и кедами на босые ноги пейзанок, те вопили: «Так нечестно!» — а поскольку нечестно драться горожанкам не позволяла совесть, они стали кидаться в пейзанок обувью, что только подлило масла в огонь.
Потасовка выглядела шутливой и сопровождалась визгом и хохотом до тех пор, пока в дело не вмешались солдаты.
Воины, которые бросились разнимать дерущихся, перетоптали ноги своими кирзачами и правым, и виноватым, а гордость юнармейской дружины Лана Казарина расквасила локтем нос рядовому Дубравского полка Игару Иваноу.
Ошалевший от боли Игар с психу забыл, что он по-интеллигентски слаб и вежлив с женщинами, и резким рывком завалил девчонку в траву у подножия монумента, а сам упал на нее сверху.
Со стороны это выглядело весьма двусмысленно, хотя Игар и в мыслях не держал ничего плохого, а хотел лишь утихомирить школьницу, которая слишком активно размахивала руками.
Это ему вполне удалось. Хотя Лана была отличницей по всем предметам, включая физкультуру и военную подготовку, она ничего не смогла противопоставить грубой силе и беспомощно барахталась под лежащим на ней солдатом, крича:
— Да у меня папа генерал! Он знаешь что с тобой сделает?!
— Да хоть маршал! — орал Игар в ответ. — Сдавайся или тебе конец!
— Чайкинисты не сдаются! — заявила на это Лана, но злость сразу куда-то ушла, и оба облегченно расхохотались.
Костик Барабанау вышел из боя, имея под каждым глазом по фонарю, но довольный, как слон, потому что сбился со счета, сколько пейзанок ему удалось облапить за интимные места, оттаскивая их от одноклассниц. Но оказалось, одноклассницы тоже не дремали.
Наташа Казлова в одном белье тыкала в нос юному сержанту свое разорванное платье со словами: «Сам теперь зашивай!», — но сержант глядел не на платье, а на грудь девушки, которая была готова вывалиться из тесного лифчика. Вокруг этой пары наседкой скакала пожилая учительница, кудахча:
— Наташа, как тебе не стыдно? Немедленно оденься!
— Во что, лицо училка? — восклицала Наташа, демонстрируя платье теперь уже преподавательнице. — Смотрите, он мне его сверху донизу разорвал.
— Сама виновата. Ты первая начала. Такая большая девочка. Как тебе не стыдно? — повторяла учительница в полном смятении.