Время всегда хорошее
Шрифт:
— Ну хорошо, — в мамином голосе чувствовались одновременно и изумление, и сдержанная радость, — поехали. Только я по магазинам, тебе, наверное, скучно будет.
Услышав про магазины, я чуть было не дал задний ход. Ненавижу магазины! Стоишь в этой очереди полчаса и слушаешь, как бабки между собой болезни обсуждают. Но ведь должен же я найти других подопытных! Может, они тут уже давно, знают правила, объяснят, что к чему.
— Ничего! — твердо сказал я. — Потерплю. Заодно могу в очереди постоять.
— Зачем? — мама окончательно растерялась.
— Ну… чтобы ты могла в другую очередь встать.
Мама вдруг рассмеялась. Я решил не развивать тему.
— Ладно, — сказала мама, отхохотав, — поехали… заботливый ты мой.
Даже когда мы сели в машину, мама продолжала улыбаться. Завелась, нацепила на ухо какую-то большую сережку и вдруг сказала:
— Привет!
Я во все глаза уставился на нее. Не со мной же она здоровалась!
— Представляешь, что наш сын сегодня заявил?
Видимо, мама с папой разговаривала. То есть, наоборот, невидимо разговаривала. Сколько я ни вертел головой, папы не заметил.
— «Давай я в очереди постою… — мама снова стала давиться от смеха, — чтобы ты могла в другую очередь встать»!
Судя по паузе, папа что-то отвечал. И, судя по новому взрыву маминого смеха, что-то смешное.
— Точно! — мама начала похрюкивать. — Память предков.
Она чуть-чуть повернула голову ко мне:
— Сынок, папа спрашивает, не поможешь ли ты ему на мамонтов охотиться?
Я надулся. Мама заметила это и быстро свернула разговор.
— Ты чего? — сказала она своим коронным маминым голосом. — Обиделся? Извини, мы не хотели тебя обидеть!
Я тут же оттаял, но из принципа продолжал дуться и смотреть в окно. Поймал себя на том, что сегодня пестрота на улицах, странные машины и одежды меня не так сильно задевают. Старался высмотреть в толпе кого-нибудь с растерянным взглядом, но мама слишком быстро ехала.
А потом мы пошли в магазин…
Теперь я понял, почему мама смеялась. Очередей не было! Вообще! Нигде! То есть у некоторых прилавков стояло по два-три человека, но это же не очередь! Очередь — это когда через весь магазин тянется колбаса из людей, чтобы купить кусок колбасы из коров.
Но мама все равно застряла в отделе со всякой одеждой. Через пять минут она заметила, что я скучаю, и сказала:
— Да ты походи погуляй пока!
Это было странно. Обычно мама меня ни на шаг не отпускала в магазине — вдруг потеряюсь. Я обрадовался и пошел искать книги.
Книг не нашел, но нашел игрушки. И застрял возле них точно так же, как мама — возле платьев. Чего тут только не было! Мячи, карнавальные костюмы, конструкторы… про всякие машинки и куклы я вообще молчу. Я даже забыл, что собирался выследить кого-нибудь из подопытных, — стоял и глазел, не отрываясь.
И тут у меня во внутреннем кармане куртки что-то завибрировало и зазвучала бодрая песенка. Я испуганно полез в карман и достал из него небольшой полупрозрачный приборчик, который полностью состоял из экрана. Музыка шла именно из него. Почти весь экран занимало сообщение: «Вызывает Мама». Под ним зеленым было написано «Ответить», а красным «Отменить».
— Ответить, — сказал я приборчику.
Тот продолжал наигрывать музычку. Я почесал затылок и ткнул пальцем в «Ответить». Это сработало: на экранчике появилась мамино изображение, а из приборчика донесся приглушенный встревоженный мамин голос:
— Витя! Ты где?
Я поднес приборчик поближе к уху и громко ответил:
— Я тут!
— Где тут?
— У отдела игрушек!
— А… — Мама сразу успокоилась. — Жди меня там, я сейчас.
И замолчала. Я еще немного постоял, посмотрел на приборчик, но экран на нем быстро погас, я пожал плечами и спрятал его в карман.
— Ты почему так долго трубку не брал? — сердито спросила мама, как только нашла меня. — Я уже волноваться начала!
«Ага, — подумал я, — значит, это называется „трубка“!»
— Пошли, надо еще за продуктами заехать.
В гастрономе — огромном, как стадион, — людей было много, но очередей все равно не наблюдалось. Я уже спокойнее рассматривал прохожих и обратил внимание, что многие из них тоже ведут диалоги с невидимыми собеседниками. Некоторые, как мама, пользовались большой сережкой на ухе, другие — приборчиками вроде моего. Только они прижимали его к уху, как телефонную трубку. Я вдруг сообразил, что это телефон и есть! Только очень маленький и удобный, можно с собой носить. У американцев таких точно нет!
Как хорошо жить в самой передовой стране мира!
Синичка, 1980 год
Я осторожно открыла дверь, и пару секунд мы с неизвестной девочкой рассматривали друг друга.
— Олька, — сказала она шепотом, — Олька, ты чего так смотришь?
— Как? — спросила я.
— Странно как-то, — ответила девочка и вошла в квартиру.
Чувствовала она тут себя как дома — разулась, закрыла дверь и пошлепала в мою комнату.
— Ой, а чего вы шторы сняли? Стирать? А что это у тебя тут пельменница валяется? А ты совсем ничего не помнишь? А представляешь, мне вчера Женька сказал, что если б он полетел на Луну, он бы мне оттуда открытку прислал. Как ты думаешь, это значит, что я ему нравлюсь? Или он так, треплется, как обычно?
Девочка говорила без умолку, а я слушала ее, слушала. Если это переход на следующий уровень, то должен же быть смысл во всей этой болтовне? Или ей нужно задать правильный вопрос? Может быть, она должна мне передать важный предмет?
— А что ты мне принесла? — спросила я.
Девочка Ира осеклась на полуслове и задумалась.
— А что? Я что-то должна была принести? — спросила она.
Вдруг лицо ее просветлело, и она сказала:
— Точно! А я и забыла! Смотри, что у меня есть!