Время вспоминать
Шрифт:
– Чтобы мы делали без Милагрос, - вздохнула донья Тереза.
– Она незаменима, и мы к ней так привыкли.
– Помню, отец рассказывал, что на Пуэрто-Мариска был знаменитый ресторан… - снова откашлявшись, начал говорить Хорхе де Вега.
Хоакина почти не слушала историю о шеф-поваре, который умудрился проработать до ста лет, и у него даже не тряслись руки. Она размышляла, как бы ей поговорить с доньей Терезой да так, чтобы не показаться навязчивой или грубой. И что означала эта недавняя неловкость, после которой все замолчали? Почему Фернандо почти не говорит, а открывает рот только, когда к нему обращаются?
Из глубоких раздумий ее вывело легкое прикосновение к руке.
– Что с тобой, Хоакина?
Она взглянула на Фернандо, с беспокойством смотрящего на нее, и улыбнулась.
– Голова немного побаливает.
– Мы можем уйти.
– Ни в коем случае, - прошептала Хоакина.
До нее вдруг донесся какой-то шум. Как будто за дверью гостиной находилось много людей, и кто-то спорил. Донья Тереза тревожно переглянулась с сыном, и тот привстал из-за стола, намереваясь выйти. Но не успел.
В гостиной сначала появился дворецкий, немного растерявший свою безупречность. Но не успел ни о чем доложить, только выдавил невнятный звук. Перед гостями предстал никто иной, как инспектор Рафаэль Эспиноса в сопровождении еще одного полицейского. Он остановился, огляделся, приподнял брови, а потом четко и размеренно произнес:
– Сеньор Хуан Мануэль Феррейра, вы арестованы по подозрению в убийстве сеньора Марсело де ла Серды. Ваше задержание проводится в соответствии с кодексом Королевства Менада, вы имеете право на адвоката и справедливый суд. Прошу проследовать за нами.
Недавний местный король, а теперь подозреваемый, застыл, словно его парализовало электрическим импульсом. Как и все гости за столом.
– Сеньор Феррейра, не задерживайте нас, - поторопил его инспектор.
– У меня полно дел. Добрый вечер, сеньоры, прошу прощения, что прервал ваш ужин. Что поделать, работа такая.
– Но позвольте, - воскликнул Хуан Мануэль, выбираясь из-за стола.
– На каком основании вы предъявляете мне такое чудовищное обвинение? Я не трогал дядю, у меня есть алиби.
– Алиби лопнуло, словно мыльный пузырь, сеньор Феррейра, - спокойно сказал Рафаэль Эспиноса.
– Вернулся из поездки один из ваших приятелей, с которыми вы веселились тем вечером в «Зеленой мартышке». И он утверждает, что вы ушли не в три часа утра, как говорили, а в половине первого ночи. Времени у вас было достаточно, чтобы добраться до плантации на быстром верховом ящере.
– Но доктор Варгас говорил, что дядю убили до часу ночи, - возразил Хуан Мануэль, бледнея на глазах. И куда только девалась его надменность?
– В таких делах всегда имеется допущение, - тем же спокойным голосом ответил инспектор, - Не хочу углубляться в детали, но дон Марсело мог быть убит вплоть до двух часов. К тому же появилась еще одна деталь, разглашать которую я не имею права. Поэтому не усугубляйте свое положение и не заставляйте надевать на вас наручники или применять силу.
– Господи, да что же это такое!
– воскликнула донья Тереза, поднимаясь с места.
– Сынок!
– Мама, найди сеньора Борхеса, пусть все бросит и приедет в участок в Буэнавентуре, - торопливо заговорил Хуан Мануэль, подходя к полицейским.
– Я готов, сеньоры.
Рафаэль Эспиноса кивнул сопровождающему его полицейскому, и тот вывел арестованного из гостиной. Сам инспектор еще раз окинул взглядом собравшихся и, коротко наклонив голову, произнес:
– Еще раз прошу прощения за прерванный вечер. Всего хорошего, сеньоры.
И тоже вышел.
– Да что же это… - повторила донья Тереза и словно без сил опустилась на стул.
– Вам плохо?
– участливо наклонилась к ней Кармен.
– Я прикажу убрать со стола, сеньора?
– спросил дворецкий, который уже обрел самообладание.
– Что?..
– рассеянно переспросила донья Тереза, теребя великолепные жемчуга на шее.
– Ах да, конечно. Срочно пошлите за сеньором Борхесом, Торрес. И принесите белый ром.
Хоакина посмотрела на нахмурившегося Фернандо, явно озадаченного и не знающего, как ему быть, растерянно шевелящего губами Хорхе де Вегу и Кармен, в глазах которой застыл откровенный испуг. Наверное, следовало утешить донью Терезу, но Хоакина не могла подобрать слова. Ей ни разу не приходилось поддерживать людей, чьи родственники не были больны, не умерли, а их арестовали за убийство. Поэтому она сидела на месте, кусая изнутри губы и раздумывая, а не стоит ли удалиться домой. Положение неожиданно спас Фернандо. Он встал из-за стола, решительно подошел к донье Терезе и предложил ей руку.
– Думаю, нам стоит перейти к дивану или на террасу, как вы считаете?
Она подняла на него красные, уже в наступающих слезах глаза, чуть вздрогнула и проговорила:
– Д-да, конечно. Прошу всех на террасу. Туда принесут ром.
– Держитесь, сеньора, - заговорил Хорхе де Вега, идя за ними.
– Все будет хорошо. Это какое-то недоразумение.
– Скажешь тоже, - шикнула на него Кармен.
– Бедного Хуана Мануэля арестовали.
Тот ответил ей укоризненным взглядом.
Хоакина засомневалась бы в том, что наследник дона Марсело бедный, если бы не Рафаэль Эспиноса. На него вряд ли подействует умелый адвокат и тем более взятка.
Фернандо усадил донью Терезу в одно из кресел, стоящих в кажущемся хаотичном порядке вокруг низкого столика с парой бутылок вина, бокалами и пепельницами.
– Если кто желает, может налить вина, не дожидаясь Торреса, - сказала хозяйка.
– Я предпочту ром. Надеюсь, вы меня простите.
– Мы все понимаем, - мягко заверил ее Фернандо и вопросительно посмотрел на Хоакину, а затем на Кармен.
– Я, пожалуй, выпью вина, - кивнула она.
Она все еще выглядела испуганной и ошеломленной. Можно подумать, что арестовали ее мужа, который, кстати говоря, уселся в кресло и спокойно раскуривал сигару, даже не пытаясь поухаживать за женой. Хоакина забыла собственный опыт в супружеских делах, зато прекрасно помнила трения родителей, бабушек и дедушек и поняла, что между супругами присутствует явное охлаждение. Была ли это недавняя ссора или так было всегда, сказать сложно. Но брак Кармен Руис и Хорхе де Веги небезупречен. Впрочем, решила Хоакина, присаживаясь на кресло рядом с Фернандо, который разливал вино по бокалам, с ее браком дела обстояли еще хуже.