Время вспомнить все
Шрифт:
– Присаживайтесь, присаживайтесь, сейчас кофе принесут.
– Я бы охотнее выпил чая.
Мещеряков посмотрел на Забродова:
«Вот привереда, все ему не так. Предложили бы чай, он попросил бы кофе».
К подобным заморочкам и выходкам приятеля Мещеряков привык, и они его не удивляли.
– Как будет угодно, – сказал полковник Сорокин, – есть у нас и чай.
– Это хорошо. Так, значит, ваше ведомство хорошо финансируют, если у вас есть чай и кофе.
С этими словами Забродов открыл бутылку минеральной воды, стоящей на столе, налил себе в стакан и не спеша выпил.
– Вы,
– Всего девять? – спросил Забродов.
– Вам этого мало?
– Нет, когда девять человек гибнут в машине – это очень много, а когда при взрыве бомбы – считай ничто. Статистика – вещь относительная, полковник.
– Все убитые – довольно-таки крепкие мужчины, я бы даже сказал, спортивные. Все они убиты одним и тем же способом – задушены голыми руками. Ни удавкой, ни петлей, а голыми руками. И у каждого на затылке ножом вырезан крест.
– Интересно, – пробурчал Забродов, – ну и причем здесь мы?
– Я вас пригласил потому, что есть версия, хоть какая-то… Вполне возможно, убийца мог оказаться вашим человеком.
– В каком смысле – нашим, полковник? – спросил Мещеряков.
– Может быть, он служил в спецназе ГРУ, а может, и теперь служит.
– Да вы что, – вспылил Мещеряков, – у нас люди…
– Погоди, Андрей, – одернул полковника Забродов, – Сизов с Кавериным тоже служили в спецназе.
Я понял логику ваших предположений. Вы говорите, задушены голыми руками?
– Да. Вот, посмотрите, – на стол легла пачка фотографий.
Забродов разложил их и принялся рассматривать.
– Вот эти два – свежие.
– Я понял, – сказал Забродов, – читать умею, на каждом снимке отбита дата.
– Да, посмотрите, может быть, вы можете что-то подсказать.
Полковник Сорокин понял, что на гээрушников лучше не наезжать, а лучше попытаться разговаривать с ними так, как со своими коллегами.
– Я знаю, капитан, что вы занимались подготовкой спецназа ГРУ.
– Да, занимался. Много лет занимался. Не одного потенциального убийцу подготовил.
– Что вы можете сказать о своих, людях? Может среди них быть такой?
– Вполне может быть.
– Ты что говоришь?! – набросился на Забродова Мещеряков.
– Погоди, Андрей, дело серьезное. Ты посмотри на эти фотоснимки.
– Да не хочу я смотреть! – бросил Мещеряков, во его руки потянулись к фотографиям, и он с любопытством и отвращением одновременно принялся перебирать снимки.
– Знаете, полковник, – торопливо произнес Забродов, – я учил людей убивать, у нас такая работа.
Если ты не убьешь, то убьют тебя. Но я никогда никого не учил убивать таким способом. При подготовке я всегда ставлю одну и ту же цель: убивать нужно так, чтобы не испытывать при этом удовольствия. А судя по всему, ваш душитель – человек с нарушенной психикой, он от убийства получает удовольствие.
– А зачем он вырезает кресты?
– Этого я не знаю. Скорее всего – метка, чтобы подчеркнуть, убийство совершил именно он.
– Послушайте, капитан, – сказал полковник Сорокин, присаживаясь к столу, опираясь на него локтями, – скверно все получается. Если человек душит голыми руками, то зачем ему ставить подпись?
– Есть в этом логика, полковник. Например, художник пишет картину, его и так прекрасно узнают, но автограф тем не менее обязателен, иначе она не считается оригиналом.
Полковник Сорокин тряхнул головой.
– Поясните.
– Да, я учил убивать быстро и надежно. Во всяком действии нужна экономия энергии, экономия силы. Задушить голыми руками – не самый легкий и спокойный способ. Судя по всему, вы правы…
– Конечно, прав, экспертиза подтверждает, а не я.
– Так вот, – продолжил Забродов, – душить голыми руками тяжело. Согласитесь, быстрее сломать позвоночник, силы у этого человека на это хватило бы. Я не думаю, что он спецназовец. Для спецназовца такой способ – чужой, это не из арсенала профессионалов своего дела. Если бы мне надо было убивать, если бы у меня поехала крыша и рассудок помутился, а все эти люди мне чем-то стали крайне неприятны, превратились бы в моих врагов, то я бы, поверьте, убивал другим способом.
Если бы у меня не было оружия – ножа, петли, палки – я бы просто сворачивал шеи. Это быстро и экономно. Или одним ударом… Показывать не буду, – сказал Забродов, – убивал бы человека. Один удар в горло – быстрый, короткий, мгновенный – и человек мертв. Поверьте, все, кто прошли школу спецназа ГРУ, этими ударами владеют. А вы видите, убийца применяет что-то другое – скорее, из области цирка, это актерство – удава изображать и укротителя в одном лице.
– Вы говорите, удава?
– Да, удава. А что? Надеюсь, вы видели в цирке номер с удавом?
– Не приходилось, – признался полковник Сорокин, – видеть воочию.
– А я видел.
– Но знаете, капитан, мы действительно назвали его Удавом.
– А как же вы еще могли его назвать? Ведь он душит, а не кусает, не режет, не стреляет, просто-напросто душит.
И тут Забродов, положив руки на стол, немного отвлекся:
– Так говорите, вы не видели номера с удавом?
Когда дрессировщик преспокойно дает обвивать шею огромной змее, он ничем не рискует. Фокус прост: удав прежде чем трижды не обовьется вокруг шеи, давить не станет, ему просто не хватит на это сил. Вот дрессировщик и дает ему обвиться два раза, а из третьей петли все время выскальзывает, сбрасывает ее. Тут есть артистизм, элемент соревновательности. Ваш душитель не просто убивает, а ищет противника практически равного себе, – Забродов перебрал снимки. – Он душит не всегда сзади, а и спереди, и сбоку. Как я понимаю, главное для него насладиться агонией, почувствовать ее руками, ему важна не сама смерть, а процесс.
И он абсолютно не кровожадный, может быть, вид крови ему даже противен. И скорее всего противен. Если бы ему нравилась кровь, он бы полосовал лица, тела. А так лишь неглубокий разрез на уже мертвом теле, – и он выдернул снимок, на котором отчетливо был виден крест, вырезанный на затылке мертвого человека, мужчины.
– Послушайте, – сказал Мещеряков, – а почему вам в голову пришла мысль, что убийца – спецназовец?
– Тут уж, как повелось. Два ваших человека один раз засветились, теперь всегда на вас будут думать.