Время вспомнить

Норд Наталья

****

431 год от Подписания Хартии (сезон ранней зимы).

Толий Лец

Толий ковырнул вилкой в горочке ароматного риса, на которой таял кусок масла с разноцветными крошками специй, учтиво улыбнулся орате - жене 'создателя' Перепела. Ората озабоченно оглядела комнату, столы (госпоже Туране было накрыто отдельно, у окна), прикрыла, чтобы не остывал, чайник с травами полотенцем и поспешно вышла, зная, что господин Высший Жрец не любит, когда ему заглядывают в рот во время еды. Через полчетверти она вошла, не моргнув глазом сгребла на поднос почти не тронутые кушанья со стола Толия, чуть дольше провозилась с уборкой за госпожой Тураной: стряхнула у той с подола рисовые крупинки, смела со стола огрызки соленьев, протерла госпоже липкие руки влажным полотенцем.

Пастырь исподволь наблюдал за хозяйкой. Толию в молодости нравились именно такие женщины: энергичные, но покорные, южанки, знающие толк в хозяйстве,

помощницы мужьям, но при этом не стремящиеся подмять под себя своих мужчин. Ората (Толий никак не мог запомнить ее имя) хорошо готовила южные блюда. Толий хвалил, но оставлял все почти нетронутым, не потому, что не нравилось, а из-за мучавших его желудочных болей. И дело было совсем не в специях, которых ората и так старалась положить поменьше, но в изношенности тела Верховного. Ему было уже все равно, остро ли, постно ли: чуть еда попадала в нутро, тут же приходила боль. Жена Перепела мельком глянула на посеревшее лицо пастыря и скоренько принесла киселя на травяном отваре. Толий с благодарностью выпил до дна и утер со лба выступивший пот. Сколько еще так он продержится? Выдюжит ли изношенное потусторонними экзерсисами тело? Пастырь уже стал бояться нежданной и непоправимой смерти от обострения застарелой болячки: вдруг где-то в животе разверзнется поврежденная плоть и кровь хлынет в нутро? Не перетянуть, не перевязать.

Толий покосился на госпожу Турану. Та сегодня была тиха. Конечно, за день подчинить трех пленсов из междумирья, 'выродить' трех крепких волчьих бестий - сил убогой не осталось на безумные выходки. И он тоже хорошо потратился, благо хоть боль немного отступила и пришла сытость. Пастырь поднялся, кряхтя, разбудил спящего на лавке слугу, велел тому поужинать в кухне и приглядывать за госпожой, а сам вышел покурить трубку во двор, хотя знал, что перепелово семейство против дыма ничего не имеет, Перепел сам покуривал - 'разгонял тоску', смешивая табак с щепочками дурманного дерева.

Толий подумал и попросил у хозяина фермы его табачку, его-то он и закурил сейчас, осторожно втягивая горьковатый дымок. Воняет кислятиной, как и древесное молочко, а так ничего, на сердце как-то полегчало, и боль совсем отступила. При этом разум не мутнел, наоборот. Надо узнать точную пропорцию, подумал пастырь, а то сыпнет лишку и вспомнит молодость - в забвении очутится среди полногрудых дев со змеиными телами. Тогда казалось - весело, а сейчас страшно: что из видений окажется дурманным сном, а что откроет дверь в разум для игр злопамятных пленсов.

Зима выдалась холодная. Еще два семиднева и наступит новый год. Хотелось бы к этому времени попасть в столицу, но не успеет. Может, успеет, не верхом, так в хорошей карете? В столице - гуляния, здесь весь праздник - вино и жирная, сытная еда.

Во дворе у дома рабы счищали снег. Сколько раз пастырь бывал на ферме, и всегда здесь воняло, как в свинарнике, хотя бестии содержались в чистых загонах и никогда в них не гадили, разве если заболевали, но больных тварей Перепел истреблял немедленно - очень боялся заразы. Кролики не могли так вонять. Пастырь поморщился. Нет, это все же бестии издают дурной запах, преображение быстро сбивает с правильного ритма звериный организм. Другое дело - люди, даже с пленсами, порабощающими душу, они живут достаточно. Живут тела, бьются сердца. Но тот, кто знаком с природой мертвых энергий, знает: захваченный паразитом организм быстро изнашивается, и вот уже заводится внутри смертная напасть - белесый влажный паук, который вгрызается во внутренности и пожирает один орган за другим. Этого проклятия больше всего на свете боятся те, кто общается с междумирием: бесовики, чародейки и гадалки. Когда-то Толий видел одно такое расчлененное тело, тот, кого он называл тогда учителем, показывал ему внутренности женщины, обратившейся к темной магии: паук пожрал ее женские органы. Что тогда сказал учитель? 'Дом, оставленный богами из-за грехов его владельца, перестает управлять телесным, тогда-то и поселяется внутри мертвая материя.'

Толий представил, что паук уже вырос внутри него, просунул свои щупальца в нежную розовую плоть, скоро сожрет все нутро и подберется к сердцу. Пастырь содрогнулся. Нужно готовиться, решиться на то, к чему часто подбивал других. Вот только где найти посредника, в роли которого всегда выступал он сам? Кому доверить душу?

– Господин!
– слуга стоял на пороге, подзывал пастыря рукой.
– Госпожа зовет вас.

– Иду, - Толий выбил трубку о поленницу.

Что опять понадобилось этой никчемной бабе? Нашел бы другого медиума, вместо нее, собственноручно прибил бы - уж столько возни с ней, служанку держать отдельную приходится, а где лишние уши, там лишние слухи. Отправить к монашкам? В те горы севера, где святые сестры босиком ходят по снегу и перебираются через пропасти по хрупким мостикам из тонких досок. Туда, где некогда

жила молодая королева, изгнанная своим мужем, - проклятие ордена Смерть Победивших. Что ей тогда стоило разбить голову о камни, не удержавшись грузным телом на шатком мосту? Удержалась, кобылица, обрекла орден на прозябание на целых пятьдесят лет. А ведь они тогда уже вплотную приблизились к трону, кто ж знал, что короля хватит удар! А он, Толий, юный ученик сага, будет по тогдашней наивности с восторгом слушать рассказы о том, как боги каждый раз спасают королеву от покушений таинственных недоброжелателей, о том, что Святая Магрета не признает ни телохранителей, ни противоядий, всюду путешествует с малочисленной прислугой и покровительствует пятихрамию! Взяла себе в Первые советники неименитого мальчишку, слугу, почти раба! Знал бы тогда, на какую жизнь обрекло его будущих 'братьев' решение Королевского Совета по передаче трона супруге покойного короля! Одно утешало, не давало совсем распереживаться из-за никчемно прожитого времени вдали от подлинной власти: он сам, Толий, своими собственными руками выбил душу из Первого Советника много лет спустя. Домин наградил за терпенье и самоотреченность, даровав поклоннику силу управлять междумирием. Вот только для подобного требовались ему посредники, медиумы, навроде госпожи Тураны.

Тхуутова баба сидела на лавке, подкатив глаза. Толий жестом отпустил слугу. Госпожа Турана издала хриплый звук и произнесла низким мужским голосом:

– Послание тебе, Высший Жрец, от пастыря трех строк Дормея из рода Миц.

– Говори, пленс, - пастырь вздохнул.

И здесь его разыскали, не кликуном, так через междумирье.

...

– Перепел, брат, - Толий подозвал 'создателя'.

Тот подошел, почти подбежал, преданно глядя в глаза. Забегаешь тут, когда платят золотом каждую четверть сезона, и можно еще подрабатывать на стороне, 'сдавая внаем' бестий. Вот о последнем Толий и собирался поговорить с Перепелом.

– Брат Перепел, брат Говорт, новис храма из Ткулии, не заезжал, часом, к тебе?

Вот что Толий ценил в хозяине фермы, так это нагловатую честность. Перепел спокойно посмотрел в глаза пастырю и ответил:

– Да, господин пастырь, был здесь такой. Молодой, лет двадцать пять от силы.

– Брал кого?

– Да, господин Толий. Того пса, что я привез с Западного Материка, мы зовем его Дитятко.

– Надо же, выжил баулия?
– Толий поцокал языком.

Ох Перепел, знает же, стервец, что должен кормиться с одной руки, все норовит на стороне заработать. Все заказчики должны быть получить разрешение у Высшего Пастыря, и не для собственных забав, а для дел Храма. С другой стороны, пес - его, а с третьей, инициировали пса Толий и госпожа Тураны. Ладно, не будет Высший Жрец вовлекаться в споры с мелкими подчиненными. И спрашивать, сколько этот, как его...новис...Говорт заплатил 'создателю', тоже не станет. Перепел с официальных заказчиков приносил в храм немало, пусть пополнит карман.

– Чего хотел?

– Вроде бы выбить у кого-то долг.

– Выбил?

– А бес его...Дитятко знает. Только он не 'говорит'. Нужно Серохвоста спросить, Волка.

– Спроси.

Живот опять разболелся, пастырь попросил жену хозяина принести чудесного киселька, та, осчастливленная похвалой и вниманием, притащила большую миску. Вот пастырю и ужин. Пусть смотрят, в какой скромности живет главный.

Перепел привел пса. Толий помнил, как Турана битых две четверти 'рылась' в междумирье в поисках подходящего пленса, вскрикивая и бормоча на разные голоса. Ну, не зря поработали. Жутковатый зверь, тем страшнее, что взгляд у него осмысленный, цепкий. И крупный, скотина! Высокий Перепел на расстоянии смотрелся рядом с баулия низкорослым, Волк вообще казался щенком. Хорошо, что Перепел его оставил, не убил, не побоялся. В столице такого зверя скоро можно будет водить на поводке: если с запада привезти в город еще пять-шесть полукровок, помимо тех, что нынче держат для боев владельцы, соблюдая, конечно же, осторожность, 'преображенный' будет не так уж выделяться на их фоне. Перспектива иметь бестию под рукой заинтересовала пастыря.

Толий похлебал киселя, отдал миску слуге, утер рот кружевным платочком. Ему почему-то было не по себе от странного взгляда пса. Он готов был поклясться, что баулия уставился на его больной живот. Нужно порасспрашивать о нем не только Перепела, но и рабов, и слуг, подумал пастырь. Слишком уж разумным выглядит пес, при том, что не 'разговаривает', хотя многие пленсы с преображением приобретали способность проникать в разум людей и передавать им несложные мысли и образы.

Толий полуобернулся к своей помощнице. Госпожа Турана тупо смотрела в одну точку, у нее подергивалась к левому плечу голова. Плохой признак. Пастырь нахмурился. Действие дурмана с каждым днем все укорачивалось. Уже теперь за день на убогую уходил целый флакон древесного молочка, настоянного на листьях кувшинки.