Время вьюги. Трилогия
Шрифт:
– Элейн...
– О Создатель, я слышу в этом голосе нежность? Тебя точно не подменили злые доппельгангеры по дороге?
Пожалуй, жену действительно следовало отпустить, потому что темпераментом Койанисс никогда не отличался, и она могла понять, что что-то вышло не так. А в его планы вовсе не входило рассказывать своим любимым девочкам самую страшную на свете сказку про одну не реализовавшуюся вероятность, от которой пахло гарью.
Маг с трудом заставил себя отстраниться. Элейна внимательно смотрела в его лицо, как будто искала подвох.
– Я столько раз просила тебя не вламываться ночами. Мы
– Прости. Я больше так не сделаю.
– Я это слышу регулярно, и всегда ты являешься в глухую полночь. Если бы я знала тебя чуть хуже, решила бы, что ты все же рассчитываешь однажды перехватить любовника у меня в шкафу, - Элейна, наконец, сменила гнев на милость и улыбнулась. На улыбки жена была скуповата, поэтому Койанисс ловил каждую.
– Раздевайся, я нагрею воду.
– Я сам, иди спи.
– Ну конечно, а потом у меня будут лужи по всему дому. Ну уж нет, - Элейна потянула с мужа плащ.
– Создатель, ты через болота шел? От него пахнет тиной... Койанисс, ты неисправим. Мы с Маргери по тебе скучали, но мы бы не умерли, если бы ты задержался до утра. Я вообще не ждала тебя раньше середины октября.
Койанисс и не должен был приехать раньше середины октября.
Ему хотелось ответить Элейне что-нибудь ничего не значащее и будничное, но горло перехватило.
По лестнице прошлепали босые пятки.
– Мама, что там? Папа? Мама, мама, папа пришел!
Маргери, поставив куклу на пол, бросилась вниз по ступенькам, путаясь в ночной рубашке. Ее светлые кудряшки прыгали вокруг головы, как живые солнечные лучики.
– Папочка!
Койанисс подхватил дочку на руки, но кружить по комнате не стал, потому что Элейн ненавидела грязные следы на полу. Просто прижал крепко-крепко и перестал дышать. Маргери смеялась, копошилась в его волосах и щекотала лицо кудряшками.
– Папа, ты надолго приехал? Мы сходим к насыпи?
– Маргери, дай отцу переодеться и привести себя в порядок. Что за поведение? Иди наверх, поговорите утром.
– Папа, папа, ну скажи...
– Да, Маргери. Я ... я теперь надолго.
Девочка со счастливым смехом понеслась наверх, звонко чмокнув Койанисса на прощание. Элейна проводила дочь взглядом и поджала губы.
– Ты бы ей хоть так откровенно не врал. На сколько дней тебя отпустили?
Койанисс понял, что не помнит, какие документы и как подписывал. Но это не имело большого значения. Значение имело только то, что он больше не получит похоронок и официальных извинений с сотней гильдеров компенсации.
– Пока тебе не надоем.
Элейна не улыбнулась, но на ее щеках наметились ямочки.
– Ответ опасный. У нас некрашеный флигель, забор покосился, да и крышу бы с северной стороны подновить... Это уже не говоря о том, что я очень устала ночевать одна. С тебя уже литр грязи натек, сними, наконец, сапоги и иди в ванну! Я нагрею воду и, так и быть, приведу своего непутевого мужа в порядок. Любитель ночных гульбищ...
– Я вас больше никогда не оставлю.
– Ой, знаю я эти твои мужские "никогда". Удерешь в свой любимый серый ад раньше, чем я опомниться успею. Ты без него жить не можешь.
– Не на этот раз.
– Проверим, - усмехнулась Элейна, бросила на лестницу быстрый взгляд и, убедившись, что дочери там нет, привлекла мужа к себе и поцеловала.
– Все, остальное - только после ванной. Про свои приключения расскажешь утром.
Койанисс не хотел ничего рассказывать о своих приключениях. Отмокая в горячей воде и глядя на расчесывающую волосы Элейну, он понимал, что помнит о них мало и больше точно помнить не хочет.
Совы громко ухали у самого дома, и никому не нужное утро долго-долго не наступало.
* * *
Пахло яблочным штруделем, мокрой листвой и свежестью утра. Койанисс, не открывая глаз, лежал и прислушивался к домашним звукам. Звенела посуда, Маргери то пыталась ходить тихо, то снова носилась по дому, выбивая каблуками домашних туфелек веселую дробь из старого паркета. Элейна приглушенным голосом что-то выговаривала дочери, потом негромко смеялась и отпускала ласточку летать дальше.
"Я дома".
Ни в детстве, ни в подростковом возрасте эта мысль никак не ассоциировалась у Койанисса с покоем, уютом или тем более с безопасностью, а позже - то есть почти всю сознательную жизнь - у него дома и вовсе не было. Были длинный барак, потом отдельная коморка с видом на кладбище, потом меблированные комнаты разной степени убогости или роскоши, о которых у него не сохранилось никаких раздельных воспоминаний, и наконец - столичный дом, который вроде бы и принадлежал ему, но вроде и нет. По документам - его. По сути - такие же меблированные комнаты, только соседей за стеной нет и платить хозяевам не нужно. Идея подновить штукатурку, переклеить обои или сменить шторы просто не приходила ему в голову за полной абсурдностью. Не имело никакого значения, где быть лишним и какого цвета при этом будут занавески.
Койанисс лениво приоткрыл глаза и поглядел на потолок. Пожалуй, следовало нанять кого-нибудь из деревни и побелить его. Магу, в сущности, было все равно, а вот Элейне бы это пришлось по нраву. Он вообще не до конца понимал, как дворянская дочь согласилась жить в такой глуши. Вот уж сильно следовало обидеться на весь мир для такого решения.
Впрочем, через год Маргери все равно пришлось бы пойти в гимназию, а значит - переехать. Азы домашнего воспитания Элейна дочери могла дать легко, но вряд ли она оставила бы девочку без нормального образования. Не то чтобы в империи Аэрдис для девочки в учебе имелся какой-то толк, но Койанисс вовсе не горел желанием вырастить из дочери барышню-крестьянку местного пошиба и выдать ее замуж за какой-нибудь кошелек подходящих размеров при первой возможности.
Маргери хотела стать путешественницей и археологом и упоенно рылась в земле, один раз даже притащив в дом натуральную волчью челюсть, тускло-желтую и почти беззубую. Элейна тогда перепугалась до полусмерти и заставила Койанисса за компанию с пятеркой местных мужиков обойти окрестные леса. В глухие чащобы за болотами они не лазили, а в ближних краях никого, опаснее зайцев, белок и лисиц, не водилось.
По лестнице простучали каблучки.
– Па-ап, ты спишь?
– Если папа и спал, то теперь он точно не спит, - отозвалась Элейна, тоже поднимаясь.
– Койанисс?