Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
«Шаль бы накинуть. Ну, допустим, прикрою кости, ну а раздеваться-то как?»
Но неприятный мужчина, которого Эрвин называл Наклзом, недвусмысленно дал ей понять, что она должна быть одета «сообразно своей профессии». Мариту за ее жизнь как только не называли — ту же «шлюху» и «курву» она даже за оскорбления уже не считала — однако вот Наклз сумел ее задеть. Возможно, тоном, возможно, выражением глаз, в которых стояло даже не презрение, а вообще ничего не отражалось. Как будто Мариты на свете не существовало, так, тряпка какая-то нечистая на стуле валялась.
«Ну и оденусь сообразно моей профессии. Пусть полюбуется, импотент несчастный, лишь бы вылечил».
С «полюбуется» Марита, конечно, преувеличивала. Ей предстояло прогуляться по перрону,
Строение поезда Марите объяснял Эрвин. Если быть честной, поняла она немного. Она знала, что поезд тянет паровоз — огроменное чудовище, выбрасывающее в небо клубы черного дыма, с красными колесами и резким свистом. За паровозом крепился вагон с углем, дальше — три высоких деревянных вагона, где перевозят заключенных, вагон для солдат и замыкающий состав офицерский вагон — нарядный, темно-синий, с золотой полосой и чистыми стеклами. Марите сделалось как-то даже грустно, что никогда ей не светило там оказаться и посмотреть на пролетающий мимо мир из такого окна. Она в свое время приехала в Каллад в товарном вагоне, где даже окон-то нормальных не имелось, не говоря уже о сидениях, коврах и прочей роскоши.
У дверей в сине-золотой рай курил солдат. Второй прохаживался по платформе метрах в десяти от него. Марита обернулась, но Наклза не заметила. Тот велел ей действовать без лишних проволочек, так что пора было начинать. Чем скорее все бы кончилось, тем скорее она вернулась бы в оплаченную Эрвином комнату и уснула. В последнее время спать ей хотелось почти сутки напролет.
В каком-то плане Марите повезло — оба охраняющих оказались почти мальчишками, один с оттопыренными ушами, чем-то смахивающими на крылья бабочки, второй — чуть старше, но с типично деревенским добродушным лицом. Оба явно мерзли и скучали. Марита, подбоченясь, ступила на платформу и уверенно пошла к ним:
— Братушки, а где тут ночной на Гальбре? Мне б вещички подруге передать…
Гальбре был скучнейшим уездным городком, террористы туда не рвались, туда вообще никто особенно не рвался, разве что уходящие на покой обитательницы борделей, да выставленные за сто первый километр от столицы олухи. В общем, вопрос, когда отходит поезд на Рэду, выглядел бы куда как более подозрительно.
«Ушастик» вдумчиво затянулся, а его напарник окинул Мариту взглядом и улыбнулся в бороду.
— Никак заблудилась, красавица?
«Красавицей» она теперь могла показаться только при очень скудном освещении, к чему обстановка как раз располагала. Наклз велел ей не стоять под фонарями.
— Кому заблудилась, а кому и пригодилась, — в тон ему игриво ответила Марита, поводя плечами. Черный локон как бы случайно выбился из-под шляпки.
— Даже и не знаю, красава, служба как-никак.
— Служба в такой холод не согреет. Но мне б все-таки вещички подруге передать…
Судя по сверкнувшим глазам, сопротивление было сломлено.
— Тони, сгоняй до расписания, глянь, куда ночной до Гальбре прибывает.
«Ушастик», явно младший, бросил на напарника недовольный взгляд:
— А сам пока погреешься? А кукиш с маслом не хочешь?
Провоцировать конфликт и поднимать шум в планы Мариты никоим образом не входило. Женщина одарила младшего улыбкой, стараясь не показывать зубы.
— Ишь какой прыткий! А тебе мамка-то разрешает?
— А пойдем — покажу, как разрешает. Враз все позабудешь.
— Ну пойдемте, братцы, только по-быстрому. Погреемся маленько — и по своим делам…
— А денег сколько возьмешь, красава?
Старший дело говорил. Вот уж в проститутку, случайно заглянувшую на перрон с охраняемым эшелоном, и не просящую денег за свои услуги, не поверил бы даже ребенок. Но и набивать цену не следовало, вряд ли у охраняющих с собой нашлось много и едва ли они хотели расстаться даже с тем немногим, что имели, ради сомнительного приключения в соседнем тупике.
— Ой, да какие с наших воинов-заступников деньги-то? — хлопнула глазами Марита. — Так, табаку потом отсыпите или махорок дадите — и довольна буду. Страсть как курить хочется.
Солдаты переглянулись. Сделка намечалась удачная.
— А пойдем, красава, только по-быстрому. Служба. Кто первый?
— Да уж вместе все пошли, а то страшно ночью. Да и приглядите, чтоб никто не шлялся, а то сраму не оберемся.
Старший крякнул и решительно подхватил Мариту под руку.
— Ну пошли, красава, да гляди, на поезд свой не опоздай…
«Ушастик» шел следом.
Марита скорее почувствовала, чем увидела, как из-под поезда выскользнула тень.
Возвращаясь почти через час, она остановилась за грудой досок, чтобы поправить растрепавшуюся прическу и привести в порядок одежду. Оба горе-охранника вернулись на пост раньше. Перевалило уже далеко за полночь, сильно похолодало и даже спирт, которым ее по доброте душевной угостили солдатики — Марита очень надеялась, что ничем их не наградила — не согревал. Она подышала на озябшие пальцы, зачем-то взглянула в сторону платформы и несколько удивилась. На рельсах, где стоял нужный Наклзу поезд, происходило какое-то движение. Паровоз отцепил офицерский вагон и оттягивал его на запасные пути. Было не очень понятно, зачем это надо, но Марита замерла за укрытием, рассматривая происходящее. Тягач подтолкнул еще один вагон, до этого стоявший в некотором отдалении, по виду — такой же деревянный загон для каторжников, как и три других. Потом офицерский вагон доцепили обратно.
Возможно, это имело какое-то значение и следовало сказать об этом Наклзу.
С другой стороны, стояла глубокая ночь, Марита оббила все коленки, замерзла и хотела спать. К тому же, ее задание формулировалось просто — отвлечь солдат. Больше от нее ничего не требовалось. Нет, если бы она могла рассчитывать хотя бы на кружку чая или — невозможная роскошь — тарелку супа в доме Наклза, она, конечно, не поленилась бы сейчас пройти половину города и предупредить его о лишнем вагоне, хотя бы просто на всякий случай. Но на человеческое обращение и благодарность уповать не приходилось, а еще раз услышать о чем-нибудь таком, что, по мнению этого хорошо одетого господина, «сообразно ее профессии» Марите удовольствия бы не доставило.
В конце концов она решила, что сделала ровно все, что от нее просили, а с проститутки больше и не требуется. Тем более, что полсотни марок Наклз ей и так сунул, разумеется, не сопроводив это ни «спасибо» ни «до свиданья». И, конечно, не преминул перед этим надеть перчатки.
План Магды, если это чудовищное переплетение недоразумений и надежд различной степени наивности следовало так называть, подходил к своей решающей стадии. «Боевиков» она набрала — ими выступали Эрвин Нордэнвейдэ, Витольд Маэрлинг — больше похожий на собственный труп, потому что романтичное определение «тень» явно не подходило к человеку, который, похоже, заимел привычку нюхать кокаин — и памятный магу по прямо-таки отличному удару правой Гюнтер Штольц. С жандармом она тоже договорилось, а Эрвин договорился с проституткой, так что и поезд Наклзу удалось посмотреть, конечно, довольно быстро и бегло, но лучше, чем никак. Чтобы сообразить, что у означенного состава прямо-таки ошеломительно высокие шансы взорваться ко всем бесам, даже этого беглого осмотра вполне хватило. Маг, вернувшись домой, сделал чертеж по памяти. С малопонятным и еще менее приятным Каем, который поехал бы в дальние дали, тоже, вроде бы, проблем не возникло бы. Оставалось разобраться с некромедиком. Обычно Наклз работал без него, но это был явно не тот случай, когда он мог позволить себе рискнуть. Тем более, что Сольвейг вроде как согласилась. Хотя по понятию Магды Карвэн и Марита, которую фактически использовали втемную, тоже согласилась. Наклз дал ей пятьдесят марок, потому что больше ничем помочь не мог. На то, чтобы провести остаток жизни в уюте и тепле, этого бы с лихвой хватило. А уж приличные случаю объяснения и извинения Магда предоставила бы после его смерти самостоятельно.