Время жестоких чудес
Шрифт:
Он смотрел, как уходит живая, и выглядел таким…
несчастным и одиноким.
Девушка решилась.
– Я тебя прощаю, – сказала она, глядя на него через Живу.
Темное пламя сверкнуло в глазах призрака, он на глазах становился плотным, и Юлия словно воочию увидела его в последние мгновения настоящей жизни – на стенах, опьяненным хаманаем…
Я не нуждаюсь в твоей жалости и в твоем прощении! – оказывается, бестелесный голос вполне может обрести рычащие нотки.
– Просто скажи,
Убирайся прочь! – а еще говорят, что мертвые не могут испытывать гнев.
– Просто скажи!..
Мертвый молчал, глядя на живую. Юлия подумала было, что ярость призрака разрушила их способность общаться. Ощущение гнева, прогибавшего границу миров, вдруг пропало, и на девушку нахлынуло ощущение запредельной усталости.
Я… принимаю…
На измученном лице привидения отразилось неимоверное облегчение. Солнце вышло из-за облаков, и призрак растворился в слепящем сиянии…
Юлия повернулась спиной к мертвой деревне.
Потому что я целительница, сказала она себе. Во имя и для Жизни Живой.
Что бы он ни сотворил, этот парень, он не заслужил такого наказания. Никто не заслужил застрять между землей и небом в вечных сумерках. Умирая умирай, дай живым жить…
Поэтому я прощаю тебя, иди на свои небеса. Возможно, увидимся в следующей жизни…
Колобки из сушеного с ягодами и салом мяса оказались совершенно неудобоваримыми, Юлия решила оставить сыть на случай, если будет совсем нечего есть. Вечером ей удалось подстрелить рябчика, она развела костерок и закатала добычу в глину. Птица сгорела с одного бока, с другого осталась сырой, Юлия не привередничала, съела целиком и обсосала косточки.
Пора задуматься о ночлеге. Раньше она бы устроилась под обрывом, отгородившись огнем, или на поляне между двух костров, зная, что в летнем лесу нет хищника настолько глупого или голодного, чтобы напасть на одинокого человека. Но сейчас в лесу был такой хищник, и голод его был неутолим.
Человек.
Взошла луна и облила лес призрачным сиянием. В неверном свете Юлия осмотрела вышивку на берских сапогах. Ветхость ниток и рисунок убедил ее, что она не ошиблась в догадках. Вот почему сыть высохла в камень.
Первая война на новых землях. Битва, в которой погиб парень, произошла пятьдесят лет тому…
Третий сын риша присел на корточки между двух безжизненных тел. Прошло довольно много времени, прежде чем он убедился, что пленник жив.
– Ты похож на риши Лиссу, – сказал тот, не открывая глаз. Юноша удивился, но ответил:
– Она моя бабушка по матери.
– Значит, клан Лис покорился-таки клану Орел… – Пленник помолчал. – У Лиссы было три дочери.
– Нет, только одна, моя мать.
– Нет, мальчик, три… Как тебя зовут?
Раньше на такой вопрос молодой берич в лучшем случае бы не ответил. Сейчас старые поверья племени потихоньку угасали, и он был уязвлен тем, что его поименовали мальчиком.
– Элиан.
– Ты станешь хорошим ришем, ришан Элиан Орел…
– Я только третий сын.
Пленник вдруг открыл глаза.
– Третий сын? – с удивлением переспросил он. – Почему тогда?..
Трой не спал. Он вообще не спал с тех пор, как Полесье захватили.
Трой лежал во тьме и слушал мерное дыхание мира. Если сосредоточиться на нем как следует, можно забыть про боль, но мысли о судьбе дочери не оставляли его и в глубине самого себя.
Он потерял счет времени, оставив себе только настоящий момент. Вчера – или позавчера – или на прошлой неделе, кто-то хотел убить Троя, считая его забытье творением черного колдовства. Ришан Элиан не позволил.
Сейчас Трой снова думал о Живе всех живых, погружаясь в нее глубже и глубже, но все же услышал мягкие шаги.
Итак, они все-таки до него добрались…
– Вставай, Трой из Фременов, – произнес тихий голос, и во тьме затеплился холодный огонек, освещая лицо.
Трой приподнялся на руках.
– Кто ты? – сперва он принял ночного гостя за Орленка, который непонятно почему станет Орлом. Молодой берич действительно был чем-то похож на ришана Элиана.
– Не важно… вставай, нам пора идти.
– Я не могу никуда идти, – сказал Трой.
– Можешь, – усмехнулся криво парень. Хлопнул рукой по коленям Троя, от места прикосновения разбежались холодные мурашки, и волич снова ощутил боль в парализованных ногах.
Трой нерешительно встал, опробовал ноги. Боль уходила, появилась легкость – как в далеком юношестве.
Дом почему-то оказался огромен, он шел в потемках за неверным мерцанием огонька идущего впереди берича. Потом они вышли – сразу в ночной лес.
Луна светила вовсю, внизу была полутьма, между деревьями стлались клочья тумана. Берич остановился и задул огонек, указал ему вперед, где в корнях хемлока угадывались очертания человеческой фигурки.
Юлия проснулась ночью от ощущения присутствия.
Идем.
Ничему не удивляясь, она встала, подхватила свои пожитки и пошла следом за отцом и еще одним человеком, молодым, смутно знакомым. Они вышли на старую тропу, петляющую между деревьев. Шли долго, Юлия успела замерзнуть и разбередить мозоли на ногах, но только прибавляла шагу, торопясь за отцом.
Дошли до реки. Юноша указал ей в протоку небольшого ручья, над которым ветви тальника образовывали темный коридор. Юлия недолго ходила по кустам, нашла лодку, шест и весла, столкнула в ручей и взяла шест, выгоняя в реку.