Время жить и время умирать
Шрифт:
Он долго отмахивался от беспощадной правды. Не так-то просто было понять ее; все, на что он хотел опереться, что должно было поддерживать и вдохновлять, только еще больше отбрасывало его назад. Да, этого было еще очень недостаточно. Это лишь волновало его сердце, но не поддерживало. Маленькое личное счастье тонуло в бездонной трясине общих бедствий и отчаяния. Он вынул письма Элизабет и перечел их; алый отблеск заката лег на листки. Он знал их наизусть, и все-таки перечел еще раз, и на душе у него стало еще более одиноко, чем прежде. Счастье промелькнуло
Он снова сунул письма в карман. Он положил их вместе с письмами родителей, которые получил в канцелярии. Какой смысл копаться в этом? Фрезенбург прав, все надо делать постепенно, шаг за шагом, и не пытаться решать мировые проблемы, когда тебе угрожает опасность. «Элизабет! — подумал он. — Но почему я вспоминаю о ней, как о чем-то утраченном навсегда? Ведь вот же ее письма. Она жива».
Он подошел к деревне, хмурой и покинутой. У всех деревень здесь был такой вид, точно их никогда уже не восстановят. Березовая аллея вела к развалинам белого дома, там, наверно, был сад, кое-где еще цвели цветы, у заросшего пруда стояла статуя Пана, играющего на свирели. Но никто не пришел на его полуденное пиршество. Только несколько новобранцев срывали недозрелые вишни.
27
— Партизаны!
Штейнбреннер облизнул губы и посмотрел на русских. Они стояли посреди деревенской площади — двое мужчин и две женщины. Одна из женщин, с круглым лицом и широкими скулами, была молода. Всех четверых доставили утром.
— Они не похожи на партизан, — сказал Гребер.
— И все-таки они партизаны. Почему ты считаешь, что нет?
— Они не похожи на партизан. Это просто бедные крестьяне.
Штейнбреннер рассмеялся.
— Если судить только по виду, то преступников не было бы вовсе.
«Это правда, — подумал Гребер. — И ты сам — лучший тому пример». Он увидел Раз.
— Что нам с ними делать? — спросил ротный командир.
— Их поймали в этих местах, — сказал фельдфебель. — Надо их запереть, пока не получим приказ.
— У нас своих дел по горло. Почему бы не отправить их в штаб полка?
Раэ не ждал ответа. Местонахождение штаба все время менялось. И в лучшем случае оттуда пришлют кого-нибудь допросить русских, а потом скажут, как с ними поступить.
— Недалеко от деревни есть бывший помещичий дом, — доложил Штейнбреннер. — Там погреб с решетками на окнах, железной дверью и запором.
Раэ испытующе смотрел на Штейнбреннера. Он знал, о чем тот думает. У него русские, как обычно, совершат попытку к бегству, и это будет их концом. За деревней все легко устроить.
Раэ взглянул по сторонам.
— Гребер, — приказал он. — Примите этих людей. Штейнбреннер покажет вам, где погреб. Посмотрите, годится ли он. Доложите мне и выставьте охрану. Возьмите солдат из вашего отделения. Вы отвечаете за пленных. Только вы, — добавил он.
Один из пленных хромал. У пожилой женщины выступали пучки вздувшихся вен на ногах. Молодая шла босиком. У околицы Штейнбреннер толкнул пленного, что помоложе.
— Эй ты, беги!
Парень обернулся. Штейнбреннер засмеялся и кивнул.
— Беги! Беги! Ну! Ты свободен!
Старший сказал парню что-то по-русски. Тот не побежал. Штейнбреннер дал ему сапогом в спину.
— Беги же, сволочь!
— Оставь его, — сказал Гребер. — Ты слышал приказание Раэ.
— Мы можем заставить их бежать! — прошептал Штейнбреннер. — Конечно, мужчин. Отпустим на десять шагов, а потом перестреляем. Женщин запрем в подвал. А с молодой ночью позабавимся.
— Оставь их в покое. И катись отсюда. Здесь распоряжаюсь я.
Штейнбреннер рассматривал икры молодой женщины. На ней была короткая юбка, открывавшая сильные загорелые ноги.
— Все равно ведь расстреляют, — заявил он. — Или мы, или служба безопасности. А с молодой можно еще побаловаться. Тебе-то что! Ты только из отпуска.
— Заткнись и думай о своей невесте! — сказал Гребер. — Раэ что тебе приказал? Покажи мне подвал, и все.
Они шли по аллее к белому дому.
— Вот здесь, — проворчал Штейнбреннер, указывая на небольшое прочное каменное строение. Оно имело надежный вид, дверь была железная и запиралась снаружи на висячий замок.
Гребер осмотрел пристройку. Видимо, она раньше служила хлевом или сараем, пол был каменный. Пленные не могли бы выбраться оттуда без помощи каких-нибудь инструментов, а их уже обыскали и убедились, что при них ничего нет.
Гребер открыл дверь и впустил туда пленных. Двое новобранцев, назначенных в караул, стояли наготове с винтовками. Пленные один за другим вошли в сарай. Гребер запер дверь и попробовал замок: крепкий.
— Прямо обезьяны в клетке, — ухмыльнулся Штейнбреннер. — Бананы, бананы! Не желаете ли бананов, эй вы, мартышки!
Гребер сказал, обращаясь к новобранцам:
— Вы останетесь охранять их и отвечаете за то, чтобы ничего не случилось. Потом вас сменят. Кто-нибудь из вас говорит по-немецки? — спросил он русских.
Никто не ответил.
— Позже посмотрим, не найдется ли для вас соломы. Идем, — сказал Гребер Штейнбреннеру.
— Раздобудь им еще пуховые перины…
— Идем. А вы караульте!
Он доложился Раэ и сообщил, что тюрьма надежная.
— Примите на себя охрану и подберите солдат, — сказал Раэ. — Через несколько дней, когда станет поспокойнее, я надеюсь, мы избавимся от этих людей.
— Слушаюсь.
— Хватит вам двоих?
— Да. Сарай каменный. Я мог бы справиться и один, если там ночевать. Выйти никому не удастся.
— Хорошо. Так и сделаем. А новобранцев нужно хоть на скорую руку немного подучить. Последние сообщения… — Раэ вдруг замолчал. У него был плохой вид. — Да вы и сами знаете, что происходит. Ну, идите.
Гребер отправился за своими вещами. В его взводе почти все были новые люди.
— Что, тюремщиком стал? — спросил Иммерман.
— Да. Там я хоть высплюсь. Все лучше, чем муштровать этих молокососов.