Время жить
Шрифт:
Выстрел
Того самого момента, когда эта пуля от карабина попала в голову, Володя не помнил. Не слышал он и как стрелял сидевший в засаде сержант-сверхсрочник Холопников. Сознание возвращалось постепенно. Как наступает утро. Сначала появилась просоночная белесая пелена. Потом Вова открыл слипшиеся веки. Удивился – почему перед глазами красный снег? Увидел копыта лошади. Она ходила по кругу. Вова висел, зацепившись за стремена. Руки тащились по кровавому насту. Скосил глаза. Весь мир был перевернут. И под перевернутым дубком сидел плачущий перевернутый сержант с соседней пограничной заставы, а рядом в каком-то оцепенении стоял Юрка по кличке Жертва Аборта.
И тут Вова вспомнил: утром 30 декабря они пошли на охоту. Накануне выпал снежок, а по белой тропе хорошо выслеживать зверя. Да и к новогоднему столу свеженина была бы кстати. Тем паче, что год наступал необычный – зеркальный. Что слева направо, что наоборот, выходили одни и те же цифры: 1991. За ним должно было наступить зазеркалье! В стране и вправду назревало что-то серьезное.
Погода была ветренная. Как по заказу: дуб шумит сухими листьями, скрадывает шаги охотников. В небольшом распадке, выходящем в Карантинную падь, увидели свежие следы кабана-одиночки. Похоже, секач трех-четырехлетка. До двух лет дикие свиньи обычно держатся в стаде вместе с матерью. А более взрослые самцы живут отдельно. Пошли за ним. Володя пояснил, что у кабанов сейчас гон и они очень агрессивные. Но днем они обычно отдыхают на лёжке. Её надо найти и поднять зверя. Охотиться с подхода не получится, поскольку много шума – три человека и лошадь. Близко таким составом к кабану не подойти, секач учует. Потому зверя надо брать загоном.
Володя шел впереди по следу. За ним Холопников с карабином, а тщедушный Юра, ведущий лошадку под уздцы, старался не отставать, семеня сзади. Юра с обожанием относился к Владимиру. Сам из бедной семьи, лишенный родительской ласки, рос Юра как сорная трава на Андреевском хуторе, в дикой нищете. Обеспечивать себя не мог по причине слабого развития. Инвалидности ему никто не оформлял. На работу не брали. Спасибо, что Володя помогал: то шару подкинет, то продуктов. Юра отвечал беззаветной преданностью. На охоту собрались сначала вдвоём, но как на грех за ними увязался сержант с заставы «Глухая». Вова был с ним знаком шапочно, но отказывать людям не привык, вот втроем и пошли. Вова взял с собой лошадку – если случится удача, мясо тащить не на горбу.
Шли тихо, с подветренной стороны. Кабаньи следы вели по распадку, поднимающемуся к сопке Паровозной. Чтобы организовать загон, Вова предложил Холопникову встать стрелком внизу недалеко от кабаньего следа. А сам с Юрой взялся загонять зверя. Юра зайдёт слева и сверху по сопке, а он на лошади пойдёт справа и выйдет на кущери – заросли подлеска. Проверит, есть ли там лёжка. Если поднимут зверя, он будет уходить по входному следу. А там – затаившийся Холопников с карабином. Вова напомнил сержанту, чтобы целился кабану в лопатку. При таком выстреле зверю обеспечена быстрая и легкая смерть от пробоины в сердце, а охотникам не надо будет преследовать подранка. Но для этого бить нужно в бочину. То есть, надо дождаться, когда кабан выйдет на стрелка, увидит охотника и начнёт сворачивать. Тут главное не струхнуть, не спешить и не стрелять кабана в лоб. Вероятность промаха возрастает, и пуля может уйти внутрь загона.
Вова сел на лошадь, чтобы быстрее объехать предполагаемое место дневной лежки секача. Сначала тихо поднялся по лесочку. А ближе к вершине свернул к месту, поросшему густым подлеском. Метров через пятьсот наткнулся на кабаньи порои. Значит, секач рядом. Вова направил лошадь через орешник, который шумел сухими листьями, как погремушками. Теперь-то зверь его наверняка услышит и поднимется. И точно. В кустах что-то зашуршало. Кабан учуял загонщика и рванул вниз. Вова на лошади погнал его на стрелка. Даже увидел мелькнувшую черную спину зверя. И всё. Видимо, сержант тоже среагировал на шум, не стал ждать выхода кабана из кустов и пальнул…. Вот и попал в голову Володе.
Сейчас он сидит под дубком и плачет, бросив карабин на снег. Да, ему не позавидуешь. Застрелил человека. Вова даже сам ухмыльнулся таким мыслям. Ну уж нет! Ещё поживём. Но так висеть нету мочи! Каждый шаг лошади отдавался в голове страшной болью. Стал звать товарища. Но произнести ничего не получалось. Вова что-то промычал. Потом смог позвать: «Эй….». Сержант поднял голову. Удивленно посмотрел на окровавленное лицо. «Сними…», – шептал Вова. Сержант продолжил рыдать. Подскочил Юра, остановил лошадь, стал снимать неподвижного товарища. Обмякшее Вовино тело словно вросло в лошадиный круп. Юра растолкал Холопникова и вдвоём они опустили окровавленного Володю на снег. Сержант встал на колени, начал извиняться, умываясь слезами. «Неужели я такой безнадёжный? – подумал Вова и прошептал – Перевяжи…». Через минуту стало понятно, что обескровленное тело долго на снегу не просуществует. Смерть наступит от переохлаждения.
– Я замерзаю. Наломайте веток.
– Сейчас! – Юра сбросил с себя бушлат, укрыл раненого и стал ломать ветки, подкладывая снизу.
Вова понимал, что надо срочно к людям. Тело было чужим, ватным. Ног не чувствовал совсем и не мог двигать ими, но руки шевелились. Страшно болела, вернее ломила голова. Сочилась кровь, застилая глаза. Застава километрах в шести. Если пешком – часа полтора по бездорожью. А на лошадке минут за сорок можно добраться. Там попросить подмогу. Юра этого сделать не сможет. Надо посылать Холопникова.
– Бери лошадь, иди за подмогой, – прошептал Вова сержанту.
Но этот перепуганный и потерянный человек вообще перестал соображать. Сидит, трясется толи от холода, толи от страха и всхлипывает.
– Давай, я долго не протяну…
Пограничник сел на лошадь, и его сгорбленная спина исчезла за кустарниковым занавесом. Навсегда.
– Юра, разводи костер.
– Где?
– Поближе ко мне…
Юра нагрёб из-под снега дубовых листьев, наломал мелких веток, достал коробку спичек и стал разжигать костер. Руки не слушались. Спички или ломались, или тухли под листьями. Вскоре они закончились. Костра не получилось.
– Ложись рядом, грейся. И мне теплее…
Вова, чтобы не отключиться, припоминал всякие случаи с больными из прошлого. Был в его советской жизни период работы водителем на Скорой. Это потом ближе к приходу дикого капитализма он стал «крутиться», зарабатывать на дикоросах, продавать китайский ширпотреб в автолавке. А до этого спасал людей.
Как-то дежурил на Скорой. Одного деда с бредом привезли в приемный покой. Он нёс околесицу, куда-то рвался. Думали придётся гнать в город, везти в психбольницу. Но врач померил ему температуру, раздел, тщательно осмотрел и увидел, что на голени – покраснение. Поставил диагноз рожистого воспаления. Деда спасли. Спасут и его.
Вова чувствовал, что его начинает мутить. Голова болела так, что тошнота поступала к горлу. Резкая слабость. Озноб. Надо терпеть. А ещё на его памяти был такой необычный случай. Привезли женщину. Ей тоже было очень плохо. Побледнела, потом упала в обморок и потеряла сознание. Прибежал хирург. Заподозрил внематочную беременность. Кричал что-то про разрыв трубы и внутрибрюшное кровотечение. Надо срочно оперировать. Но сначала уточнить диагноз – сделать прокол свода влагалища, убедиться, есть ли кровь в малом тазу. Для этого попросил сильного Вову помочь ему затащить больную на гинекологическое кресло. Раздетую женщину Вова поднимал за руки. Хирург за ноги. И когда её таз находился на уровне лица доктора, из расслабленного обморочного тела брызнул понос. Вонючая рыжая струя била прямо в лоб доктору. Хирург заорал благим матом, невольно разжал руки, чтобы закрыть лицо. Вова один не удержал дородную женщину, и она упала на кафельный пол. Встряска пошла ей на пользу. Она пришла в себя, и сама взобралась на кресло. А выведенный из стерильного строя хирург долго мылся в душевой, изрыгая маты. Диагноз оказался верным. Женщина выжила.