Время жизни
Шрифт:
Он перемахнул через забор и пробрался в саклю Абу. В комнате на лавке лежало оружие. Лечи, страшно рисковал, в любой момент могли прийти хозяева, Немедля ни секунды, он схватил жакх45 с профилем волка на крышке и выскочил на улицу. Он молил Аллаха, что б его никто не увидел, и бежал прочь от сакли Абу.
Магомед у себя во дворе, чистил коня. Увидев друга, сказал:
– Я скоро закончу. Потом попьем чай.
– Хорошо, я подожду, – ответил Лечи.
Что бы хоть как то убить время, он достал кинжал и стал строгать щепку, которую подобрал тут же.
– Хороший
– Подарок Тошо, кунака отца.
Магомед ничего не успел ответить, он увидел Абу шедшего по улице, идя мимо, он поприветствовал друзей:
– Вассала валейкум уважаемые.
– Валейкум вассалам Абу, – ответил Лечи.
Как только Абу скрылся из виду, Магомед, сплюнув, сказал:
– Я смотреть на него спокойно не могу, рука так и тянется к кинжалу.
– Раз Абу мешает тебе, то мой долг как твоего друга, помочь тебе убрать его с дороги.
– Ты поможешь мне?!
– Конечно. Если ты будешь слушаться во всём меня. Согласен?
– Конечно друг! – просиял Магомед.
***
Рассвет раскрасил всё кругом сочными, яркими красками. С вершины горы Машук, хорошо видна станица Горячеводская. Она находится в двух верстах к северу от этой горы. По периметру, станица, окружена рвом с высоким забором. Станица делилась на две неравные части, большая состоит из дубовых изб, а меньшая из мазанок выбеленных извёсткой.
Различие это объясняется просто: в 1825 году сюда переселили мужиков из России и Малороссии. Их перевели в разряд казаков. Сами новоиспечённые казаки друг друга так и звали: «русские» и «хохлы», селились они обособлено друг от друга. Русские рубили избы из дуба, привезенного из России, а хохлы строили себе хаты, из местной древесины которой вокруг было предостаточно.
В лучах солнца блестел купол церкви Успенья Пресвятой Богородицы, что находится в центре станицы. Звонко заголосил петух Митрофана Хрипунова, а следом отовсюду понеслось радостное, петушиное «кукареку».
На вершине Машука дозор несли два казака Семён Мокрый да Ванька сын вдовицы Пелагеи-кривой. Смён зевнул и, перекрестив рот, сказал:
– Ну, Ванька, ночку мы с тобой отстояли. Осталось дождаться смены и по домам. Я покемарю малость, а ты поглядывай.
Свернувшись на бурке, он мигом уснул. Ванька посмотрел вокруг, ничего стоящего внимания не обнаружил, и сел рядом с Семёном.
«Ноги дюже сильно гудять. Передохну трохи», – решил он, и конечно задремал. Приснилась ему черноокая цыганка Маша. Новый командир их Донского казачьего полка, полковник Иловайский, привёз из своего имения домашний оркестр и цыганский хор. Солисткой там была черноокая красавица, Маша. Молодой казак по уши влюбился в неё. Да вот беда, не было у него ни одного шанса, так как Маша была любимица Иловайского, а куда простому казаку супротив самого господина полковника! Но это на яву, а во сне бывает всякое.
Ах, что за сон приснился Ваньке этим утром! Будто миловался он с горячей, ласковой Машей. И не мудрено, что не услышал хлопец дробный стук копыт в дали.
Трое верховых гнали небольшой табун лошадей, и вскоре скрылись из виду. Проскакав несколько вёрст, тот, что ехал впереди сказал:
– Переждём до темноты в этом овраге, а потом поедем дальше. Стреножьте коней.
– Послушай Баха, не разумней ли будет сказать дальше? – спросил Абу. – Гяуры, наверное, уже снарядили погоню.
– Если погоня идёт за нами, они пойдут намётом, надеясь догнать нас пока мы не переправились через Терек, – усмехнулся Баха, – а мы тут переждём.
– Ты старший, тебе решать, – сказал Хазболат.
***
Кхокху прибиралась в сакле, когда приехал Лечи, выглядел он уставшим.
– Весь день с Магомедом гоняли косулю, но она всё равно ушла от нас, – сказал брат, вешая ружьё на стену, – Кхокху, дай поесть.
– Сейчас подам. Тяжёлой, наверное, была погоня за зверем, раз ты разорвал черкеску, – улыбнулась она, – взгляни на правый рукав.
– Зацепился где то в зарослях.
– Не беда братец, я сейчас всё зашью.
Лечи принялся за трапезу, а Кхокху отправилась на свою половину штопать черкеску. Во дворе раздался голос Магомеда, услышав друга, Лечи тут же вышел к нему. Они о чём-то переговорили и сразу ушли. Кхокху отвлекла от работы соседка Аманат – десятилетняя девочка. Она часто делилась с ней своими детскими секретами.
– Кхокху идём скорее, там Вацу убили! – возбужденно кричала девочка, вбегая в комнату.
– Какого Вацу?
– Чабана нашего, – тараторила девчонка, – скотина пришла в аул одна, без пастуха. Люди собрались и пошли искать его. Нашли за Мечиком, где он обычно пас коров. Лежит мёртвый. Идём, посмотрим, а то мне одной нельзя.
Ещё издали они увидели толпу мужчин столпившихся у тела пастуха. Кхокху узнала высокую фигуру аульного старшины Иласхана, а рядом с ним низенького Умара, отца Вацу. Девушка плохо слышала, о чём они говорили, однако разобрала, как несколько раз упоминали имя Абу. Что бы лучше слышать, она подошла поближе, и тут на ветке увидела клочок ткани, тёмно – бурого цвета, совсем как черкеска Лечи, которую она только что зашивала.
– Аманат мне некогда, я пойду, а ты разузнай всё и потом мне расскажешь. Хорошо?
– Ладно, – кивнула девочка.
Тревожно билось сердце Кхокху, ибо чувствовала она, что жизнь её круто изменилась. Девушка не находила себе места, ожидая прихода брата.
– Что там случилось? – спросила она, едва Лечи переступил порог дома.
– Абу убил пастуха Вацу, – ответил тот, снимая кинжал с пояса.
– Кто это сказал?
– Все так считают. Вацу стреляли в спину, недалеко от его тела нашли жакх Абу. Он у него приметный, серебряный с волчьей головой на крышке. Там же Умар и его братья объявили, Абу своим кровником. Аульный старшина Иласхан согласился, что они поступают по адату.
– Но Абу не убивал Вацу!
– Ерунда! Что ты женщина можешь понимать в этом! – со злостью ответил Лечи. – Все в Иласхан Юрте знают, о том, что между ними была ссора. При этом Абу грозился поквитаться с Вацу. Как видишь, он сдержал своё обещание.
– Так уже было, – сказала Кхокху, пристально посмотрев в глаза брату.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он.
– Всё повторяется на этом свете и такая история уже была: много веков назад, лицемера46 Таим – ибн – Убайру подозревали в краже военного имущества. Он что бы снять с себя подозрения, подбросил часть вещей в дом одного иудея, который на суде отрицал свою вину. Пророк Магомед заступился за иудея. Он сказал об этом в Коране: