Всадник с улицы Сент-Урбан
Шрифт:
— Что это? Что? Зачем? — в испуге попятился Джейк.
— Это гостевая книга, — объяснила Нэнси. — Надо поставить дату рождения и расписаться.
Девушка-иностранка, помогающая по хозяйству — и тут au pair girl! — доставила еще одного сына Ормсби-Флетчера — неприятного трехлетнего карапуза по имени Элиот, чтобы его поцеловали и отправили спать. Выполнив этот обряд, Памела принялась болтать о театре: театралкой она была завзятой.
— Но как же бедные актеры? — спросил Десмонд Джейка. — Вечер за вечером, одно и то же, как они с ума-то не сойдут?
— О-о! Они же дети, вдохновенные дети! — торжествующе отозвался Джейк.
Памела внезапно
— Кто-нибудь хочет помыть руки? — спросила она.
— Что?
Нэнси лягнула Джейка в лодыжку.
— А! Ну да, конечно.
Нэнси Памела проводила в туалет на первом этаже, а Джейка отправили наверх. Проходя мимо комнаты Элиота, он заметил, что карапуз сидит на горшке и поскуливает. Его нянька, та самая au pair girl, здесь же рядом.
— Что-нибудь не так? — спросил Джейк.
Нянька глянула на него с тревогой. Наверное, узнала: видела фотографии в газетах. И была в курсе, о чем речь.
— Не хочет идти в кровать без куклеца. Но вот куда он его дел, не говорит.
Запершись в ванной, Джейк немедленно достал из кармана пиджака бутерброд с салями на черном хлебе, который приготовила ему заботливая Нэнси. Жуя сэндвич, Джейк открыл дверцу медицинского шкафчика, но тот никаких секретов не выдал. Ладно, попробуем корзину с бельем. Рубашки, носки, наконец — ура! — исподнее Памелы. Черные трусики с затейливыми кружевами, прозрачные как паутинка. И такой же паутинчатый лифчик, чуть не из отдельных ниточек. Ах ты, мерзавочка! — восхитился он.
Обед начался с яиц вкрутую, разрезанных на половинки. Яйца были посыпаны перцем и нагреты на гриле, чтобы ушла лишняя влага. Памела сновала вдоль стола, предлагая к ним чем-то пропитанные волглые гренки из белого хлеба. Джейк съел яйцо, запил бокалом теплого, тошнотно сладкого белого югославского вина и мрачно проследил за тем, как Памела вносит три блюда. На одном оказалась какая-то вязкая масса, в которой плавали отдельные кусочки размером с ноготь — где мяса, где ореха, где разваренного лука; на другом горкой лежали несколько сухих, чуть теплых картофелин; а на третьем размороженный зеленый горошек какого-то линялого цвета. Памела клала сперва чуть-чуть мяса, потом пару похожих на мороженое шаров картошки, а поверх этого огромный половник горошка. Потом опять забегала с гренками.
— Ну надо же, какая искусница! Чародейка! — наворачивая за обе щеки, приговаривал Десмонд.
Затем последовал сырный стол — подали чеддер «Железнодорожный», целую голову, которая жутковато напоминала брус хозяйственного мыла. Проходившую через город Чеддер ветку железной дороги недавно демонтировали — что ж, значит, теперь она будет вечно жива в этом названии. Был и десерт — как без него! Нечто розовое, бесформенное и мокрое под названием «малиновый дурень».
Говорил главным образом Десмонд. Тори, как он признал, похоже, выдохлись, но придет день, и появится очередной лидер с огнем в груди и чреслах, и тогда мы увидим, как будет улепетывать из резиденции премьера этот безликий мелкий человечек!
— Ну, придется нам теперь оставить мужчин наедине с портвейном, правильно? — возгласила Памела и, к вящему удивлению Джейка, увела Нэнси вон из столовой залы.
Надо же, и впрямь: подали портвейн. И сигары! Десмонд извинился, что пришел без жены.
— Она в больнице, — пояснил он и добавил: — Ничего страшного. Так, небольшой ремонт канализации.
Ормсби-Флетчер припомнил времена, когда он был на службе в армии, в гвардейском полку на Рейне. Там они время от времени ходили в увольнительную в Гамбург.
— Все ж таки надо иногда… макнуть фитиль, верно я говорю?
Джейк, неприятно пораженный, даже откинулся на стуле: ну ты и грязный тип, Ормсби-Флетчер! Макать фитиль он, видите ли, на Рипер-бан ездил. Но, пока рылся в памяти, отыскивая тоже что-нибудь этакое, на помощь пришел Десмонд с историей про герцогиню Ньюбери.
— Когда у них дошло до первой брачной ночи, — сказал он, — герцог, естественно, решил ей впердолить. И что вы думаете? Герцогиня так завелась, что не могла остановиться. «Значит, вот это и называется *блей?» — наконец спросила она. «Ну да», — ответствовал герцог. «Тогда, — нахмурилась герцогиня, — всяким рабочим и прочему люду низкого звания подобные вещи надо запретить. Все равно для них это слишком сладко!»
Ха-ха-ха! Время воссоединяться с дамами. Джейк, извинившись, удалился на второй этаж в туалет — в кишках происходила революция, однако, когда он встал и потянул за цепочку, ничего не произошло. Сперва это его ничуть не удивило: с британской сантехникой он уже сталкивался; он снова дернул, потом еще, но сливной бачок так ничем и не разродился. О, господи, в смущении размышлял Джейк, глядя на большую жирную кучу на белом фаянсе. Что делать-то? Вот-те здрасьте! Тихонько отворил дверь. Выглянул. Никого. Джейк проскользнул в соседнюю ванную, нашел там пластиковое ведро, наполнил водой, на цыпочках прокрался обратно в туалет и вылил в унитаз. Куча всплыла и оказалась теперь вровень со стульчаком. Небольшое такое наводненьице. Свинья ты, вот ты кто, подумал Джейк. Сластолюбец. Жид пархатый.
Так. Главное без паники! Пытаясь собраться с мыслями, Джейк пошире распахнул окно туалета. Есть простое решение. Надо быстро завернуть кучу в собственные трусы, посильней размахнуться и забросить подальше в цветник. Да, хорошо, вновь задумался Джейк, но как же это дело взять-то? Так ведь оно же твое! Твои собственные отходы жизнедеятельности. Отвращение к ним есть буржуазный предрассудок. Да, да, все верно, но как же его взять-то? Ну, ты даешь! Ты же у нас социал-демократ! Традиционалист! Или ты только притворяешься смелым воякой? А сам не можешь жизни в лицо взглянуть? В природе все свято, Джейк. Все без исключения. Да, но как же мне это дело взять-то? Да трусами же! И быстро! Вжик — снял — схватил. Потом размахнулся — бросил. Неотразимая подача Херша, помнишь? Такая, что не перехватишь и не отобьешь. Через секунду Джейк решительно стоял над унитазом с семейными трусами в руке и вел обратный отсчет. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре… три… два… полтора… один… три четверти… И-и-и-и-и… Что такое? Какие-то голоса в саду. Джейк с облегчением попятился. А все же я не белоручка буржуазная, подумал он. Еще б секунда, и все бы сделал!
Вынул из коробочки сигариллу, закурил. Ага, стало быть, они опять все вышли на террасу. Что ж, ладно. Вновь надел трусы, и, выскользнув из туалета, быстренько побежал по лестнице вниз, в туалет на первом этаже. Барух ато Адонай, Эло-хейну мелех аолам [183] , дважды взмолился он, прежде чем потянуть за цепочку. Есть — полилось! Теперь что же мне — опять наверх, притащить сюда кучу, и…? Нет. В радостном возбуждении Джейк еще раз спустил в туалете воду — как можно более шумно — и принялся ломиться в дверь. В конце концов явился Ормсби-Флетчер.
183
Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь Вселенной (ивр.).