Всадники тьмы
Шрифт:
— Можно вас?.. — раздалось сзади. Отто не обернулся.
— Эй!
Отто ускорил шаг.
— Стоять! Это он! Я узнал! Быстрее!
Отто побежал.
Через несколько секунд два полицейских повалили Отто на землю. Пока один из них надевал на Отто наручники, а другой произносил скороговорку из обычных формальностей, Отто мучительно выбирал между — «по подозрению в причастности к террористической группе» или «по подозрению и убийстве» Морица.
— …по подозрению в нанесении телесных повреждений гражданину Австрии Абу Али Хайраму, — прозвучало над ухом Отто.
— Абу
— Ваши, — офицер полиции достал из ящика стола пластиковый пакет.
Увидев свой бумажник и документы, Отто почти беззвучно ответил:
— Мои.
— Вы состоите в какой-нибудь неонацистской группировке? — задавая этот вопрос, офицер отвернулся в сторону.
— Нет.
— Что вы делали вчера вечером — с десяти до двенадцати? — офицер убрал пакет в стол.
— Я был в кафе. В Спирел-кафе.
— С кем?
Отто замер. Он был в кафе с Вильгельмом, Ильзе и Альфредом.
— Один.
— Сейчас все формальности, потом — опознание потерпевшим.
Офицер сделал жест рукой, к Отто подошел другой полицейский и сопроводил его в лабораторию.
Отто сфотографировали и сняли с него отпечатки пальцев.
— Вот, теперь у тебя есть еще один номер! — шутливо объявил пожилой полицейский, заполнявший на Отто бланки в компьютере.
Отто не понял, о каком номере идет речь и что так развеселило этого служащего. Тот поймал недоуменный взгляд Отто и ответил:
— Раньше цифрами обозначались только большие начальники — Вильгельм I, Фридрих II, Эдуард IV. А теперь у всех номера есть. Идентификационные… Каждый человек — это теперь набор цифр. Если надо тебе узнать что-то о человеке, нет нужды с ним знакомиться. Достаточно просто посмотреть, какими цифрами он обозначен.
И президент, и нищий, и профессор, и рабочий — это уже не люди, это набор цифр. Даже покойник! Никуда от них не уйти. Номер страховки, номер водительских прав, номер какого-нибудь удостоверения, диплома, свидетельства, учетной карточки. Мы превратились в цифры. Ни души, ни чувств, ни мысли — только набор цифр.
Цифры командуют цифрами. А что эти цифры собой представляют? Никому не ведомо. Почему одна цифра командует другой? Неизвестно. Вот и у тебя теперь еще одна цифра. Набери ее в базе данных полиции и увидишь себя — свою фотографию, свои данные, особые приметы. Все здесь — «материалы дела». Вроде бы и ты, а вроде бы и нет.
— Что вы хотите этим сказать? — Отто даже как-то растерялся, пытаясь вникнуть в суть этой пространной сентенции.
— Что хочу сказать?.. — старик исподлобья посмотрел на Отто. — Каждый из нас — один из многих. Нет больше героев, мальчик. Героев нет.
Отто, вдруг, показалось, что с ним говорит Мориц. Холодок пробежал у него по спине.
— И покойник — тоже цифра, — старик словно прочел его мысли. — Есть такая книга русского писателя, так там один дворянин мертвые крестьянские души скупал. Пока душа в списках числится, она вроде бы как и есть. А не числится — значит, померла. И мораль такая: чтобы умереть, просто умереть недостаточно, надо еще из списков выбыть. И я вот думаю, что если выбыть из списка (ну, обнулить свои номера), до того, как помрешь? Можно ли тогда пожить по-человечески?
У Отто в глазах помутилось, он качнулся, как неваляшка, словно потерял центр тяжести. И рухнул на пол.
Шел уже четвертый час… Все попытки восстановить информационный контакт с Отто так и не увенчались успехом. Связь с Веной прерывалась и до этого, но ни разу — так на долго.
Понять, что происходит в Вене, а главное — предугадать, что произойдет дальше, было практически невозможно. Порвалась ниточка, которая связывала нас с этой группой людей. Отто пропал.
Экраны предательски мерцали. Накладка следовала за накладкой. Гаптен и его помощники делали все возможное, чтобы восстановить информационный канал. Но тщетно. Сгущение темной энергии создавало над городом своеобразный экранирующий купол.
Мы кое-что знали из других источников. Но лишь урывками, не всегда точно, и со значительным отставанием по времени. Отто — в полиции. Ильзе с самого утра не покидала дом. Мории не умер, как думает Отто, он в реанимации. Сломанные ребра порвали ему легкое, так что сейчас он на аппарате искусственного дыхания. Ни Ханса, ни Альфреда обнаружить не удалось.
Полиция получила от нас информацию о готовящихся терактах. Надо думать, это спасло жизни многим людям. Но меры, предпринятые полицией, внесли в наши расчеты еще большую неопределенность. А вот сгущения Тьмы от этого меньше не стало.
— А кто-нибудь понимает, что он все заладил — этот «порядок», «порядок»? — пробурчал Данила, глядя на мерцающий экран. — Это потому, что он немец? Австрияк…
Это прозвучало очень забавно — «австрияк»… Андрей, несмотря на царящее напряжение, даже улыбнулся:
— Нет, Данила, не думаю. Когда люди ратуют за «власть» и «порядок», в них говорит желание встроиться в систему. Если ты встроился в систему, тебе все сразу понятно — кто начальник, кто дурак. Все встает на свои места. Возникает чувство определенности, а это избавляет от страха.
— Так что, получается, что к власти стремятся слабые?
— А зачем сильному власть? Чтобы кем-то командовать? Кого-то контролировать? Так сильному это не нужно. Конечно, к власти стремятся те, кто не чувствуют своей силы. Вот представьте себе группу обезьян. Несколько самцов, много самок. Они расположились на привале. Теперь будем наблюдать за двумя самыми мощными самцами. Один бегает, суетится, задирается ко всем. Кому по шее даст, у кого банан отнимет, с кем — просто подерется. Другой, такой же — по силе и по возрасту, — напротив, сидит тихо, на небольшом отдалении. Спокойный, ровный — не бегает, не скачет. Кто из этих двух самцов — вожак группы?